Новая реальность отражается также в расширении и укреплении личных связей иностранных политических деятелей и бизнесменов с Америкой. Многие из них учились в американских университетах. Обучение в ведущем американском университете в последнее время стало воистину социально необходимым для элиты даже в странах с давними интеллектуальными традициями и чувством национальной гордости, таких как Франция. Пройдет некоторое время, и эта практика расширится на такие до недавнего времени изолированные общества, как Россия и Китай. Это явление еще более распространено в среде международной деловой элиты и руководства расположенных в США глобальных финансовых институтов. Мероприятия наиболее влиятельных организаций, таких как Трехсторонняя комиссия (собрание элит неправительственных организаций Северной Америки, Восточной Азии и Европы), все чаще напоминают встречи выпускников колледжей.
Сопутствующий, но более распространенный феномен – появление особой глобальной элиты, с глобалистскими взглядами и транснациональной лояльностью. Представители этой элиты свободно говорят по-английски (обычно в американском варианте) и пользуются этим языком для ведения дел; для этой новой глобальной элиты характерны высокая мобильность и космополитический образ жизни; ее основная привязанность – место работы: обычно это какой-либо транснациональный бизнес или финансовая корпорация. Типично, что высокие должности в таких корпорациях занимают уроженцы других стран; около 20 % крупнейших европейских компаний возглавляют лица, которых раньше сочли бы иностранцами. Ежегодные встречи Всемирного экономического форума по сути стали партийными съездами новой глобальной элиты: ведущие политики, финансовые магнаты, крупные коммерсанты, владельцы СМИ, известные ученые и даже рок-звезды. Эта элита все более явно демонстрирует наличие своих собственных интересов, дух товарищества и самоидентификацию[51]
.Она знаменует собой появление глобальной заинтересованности в сохранении стабильности, процветания и в конечном счете демократии. В фокусе ее внимания находится Америка. Тем самым признается, что даже всемирной общности требуется центр сосредоточения идей и интересов, фокусная точка кристаллизации каких-то форм консенсуса, источник последовательно направленных инициатив. Даже если формально все это не дает Вашингтону особого статуса мировой столицы, сосредоточение внимания на Америке – признание двоякой реальности нашего времени: мощи одной страны и транснациональной глобализации.
Однако эта беспрецедентная комбинация включает два критически важных фактора, а скорее даже противоречия: во-первых, между динамикой процесса глобализации и заинтересованностью США в сохранении собственного суверенитета и, во-вторых, между демократическими традициями Америки и обязанностями власти. Америка провозглашает благоприятные и отвечающие интересам всего мирового сообщества следствия глобализации, но сама соблюдает эти правила главным образом тогда, когда это ей выгодно. Она редко признает, что глобализация расширяет и укрепляет ее собственные национальные преимущества, даже несмотря на то, что эта глобализация порождает бурлящее и потенциально опасное недовольство в мире. Кроме того, американская глобальная мощь противоречит американской демократии, как внутренней, так и экспортированной. Внутренняя американская демократия затрудняет применение государственной мощи на международной арене, и наоборот, глобальная мощь Америки может создать угрозу демократии в США. Вдобавок Америка, считая себя историческим поборником демократии, подсознательно экспортирует демократические ценности по каналам глобализации. Но это порождает в мире ожидания, плохо согласующиеся с иерархическими требованиями гегемонистской державы. В результате действия этой двойственной диалектики Америке по-прежнему необходимо определить собственную роль в мире, причем такую, которая будет выходить за пределы противоречивых факторов глобализации, – демократии и доминирующей державы.
В недавнем прошлом роль Америки было легко определить в политически четких и приемлемых категориях. Эта страна вышла из разрухи Второй мировой войны экономически более могущественной, чем в начале войны. Но она еще не была мировой доминирующей державой. В военной и в еще более важной политической сфере у США был грозный противник: победоносный, могущественный в военном отношении и идеологически агрессивный Советский Союз.