«Россия, как и все страны, стоит перед лицом сильно изменившегося мира. Его определяющая черта – глобализация» (Государственная дума РФ, 5 июня 2000 г.).
«Поезд глобализации нельзя развернуть назад… Если мы хотим, чтобы Америка оставалась на верном пути… нам не остается ничего другого, как взять на себя управление этим поездом» (Университет штата Небраска, 8 декабря 2000 г.).
Как только глобализацию стали популяризировать в качестве ключа к пониманию происходящих в наше время перемен, вектора, определяющего их направление, и как только это понятие стало восприниматься как нечто, отвечающее американским интересам, стало легче рассматривать глобализацию одновременно как благотворный и неизбежный процесс. Будучи не настолько сложной и догматической, как марксистская идеология, послужившая ответом на развитие промышленного капитализма, глобализация стала модной идеологией постидеологической эпохи. Она несет в себе все черты идеологии: она оказалась исторически своевременной, была обращена к ключевым властным элитам, имеющим общие интересы, содержала критику того, что следовало отрицать, и обещала лучшее будущее.
Благодаря этому глобализация заполнила основной пробел в новом статусе Америки как единственной мировой сверхдержавы. Международной мощи в ее политическом и экономическом измерении – даже когда она сосредоточена в каком-то одном государстве – требуется социальная легитимность. Эта легитимность необходима как руководящей, так и подчиненной стороне. Первые добиваются признания, потому что оно дает им чувство уверенности, ощущение миссии и моральную силу для достижения собственных целей и защиты своих интересов. Последним это необходимо для оправдания своего подчинения, для облегчения приспособления к этому статусу и пребывания в нем. Доктринальная легитимность снижает издержки, связанные с осуществлением власти, и приглушает протест со стороны тех, над кем осуществляется власть. В этом смысле глобализация – естественная доктрина глобальной гегемонии.
Такая констатация вовсе не снижает привлекательности глобализации относительно идеалистической традиции американского политического поведения. Защищая свой суверенитет как государства, американское общество всегда испытывало некоторую антипатию к международной силовой политике. Глобализация, с ее утопическими представлениями о всемирной открытости и сотрудничестве, играет на этих чувствах, создавая политический противовес настроениям большей части организованной рабочей силы, чья настороженность в отношении глобализации, объяснимая вполне понятной тревогой по поводу того, что некоторые производства будут выведены за рубеж, приводя к сокращению рабочих мест, а сама Америка пойдет по пути деиндустриализации, все больше воспринимается как эгоистический анахронизм, который угаснет, когда Америка завершит свой переход в постиндустриальный технотронный век[54]
.Враждебность профсоюзов, а также некоторых государственных отраслей промышленности по отношению к глобализации представляется при этом провинциальной и близорукой по сравнению с видением мира без границ, мира, в котором стремление к личному благополучию не заслоняется узким национализмом и становящимися все более архаичными государственными границами. В таком варианте опыт США с переменчивыми, не связанными географическими границами моделями экономической деятельности воспринимается как универсальный и просто экстраполируется на весь земной шар. Это приводит к парадоксальному результату, когда строго заботящееся о своем суверенитете американское государство становится страстным пропагандистом экономической доктрины, превращающей суверенитет в анахронизм.
Кроме того, идеалистическое представление о глобализации подкрепляется некоторыми ее безусловно положительными результатами. Мультинациональные корпорации весьма чувствительно относились к таким вопросам, как недопустимость эксплуатации детского труда, традиционно распространенного во многих слаборазвитых и наиболее бедных государствах. Привлекаемые рынками с дешевой рабочей силой западные компании не могут игнорировать риск общественного осуждения их практики развитыми странами. И они практически отказались от использования детского труда. Кроме того, предлагая чуть выше оплату за работу, чем принято на местном рынке, глобальные компании внесли некоторый вклад в борьбу с нищетой, особенно в Китае, который привлек наибольшие прямые иностранные инвестиции. Некоторые мультинациональные корпорации пошли еще дальше и взяли на себя конкретные обязательства в социальной сфере. В некоторых случаях открытие границ иностранным компаниям в известной мере способствовало повышению внимания к вопросам охраны окружающей среды, к которым местное общество было равнодушно.