Читаем Вырождение. Литература и психиатрия в русской культуре конца XIX века полностью

Те, среди которых мы жили, дошли до последней степени испорченности и вырождения, с такими людьми счастье устроить было невозможно, надо было совершенно заново переродить их и физически, и духовно. ‹…› вот что нужно для того, чтобы осуществить вечное счастье на земле: нужно, чтобы люди стали подобны детям, ибо только дети могут быть счастливы. ‹…› И вот мы принялись за работу. С большой тщательностью выбрали мы такие элементы, которые могли дать желаемые результаты, т. е. людей, наиболее приближавшихся к детскому типу и по физической организации, и, главное, по душевным качествам и строгим подбором из поколения в поколение усиливали и развивали требуемые качества. И теперь мы можем с радостью сознаться, что наши труды увенчались полным успехом. Результаты превзошли даже все наши ожидания[1363].

Будущее общество Мережковского состоит из трех каст: «покровителей» (к этой группе принадлежит Эзрар), которые строго регулируют искусственный отбор для продолжения человеческого рода; «друзей» – инфантильного человечества, «облагороженного» «покровителями»; и «рабов» – низшей расы, выведенной специально для работы, тупоумных тружеников, чья задача – обеспечивать новых людей пищей, одеждой и т. д.[1364]

Три этих «вида», никогда не смешивающихся между собой, соответствуют трем элементам: «мысль, счастье и труд», – строгое разделение которых препятствует погружению «рая земного» в состояние «хаоса»[1365]. Защищенные, обеспеченные всем необходимым, избавленные от любого труда люди-дети посвящают свои беззаботные дни совместным играм на природе, танцам, музыке и свободной любви. Они сохраняют детский облик и нрав до тридцатипятилетнего возраста, по достижении которого начинают быстро стареть. Тогда их забирают из общины, отвозят в отдаленное место и безболезненно усыпляют при помощи наркотика «нирвана», чтобы уберечь от старческих болезней и немощей[1366]
.

«Друзья» живут небольшими общинами «из сотни или более» человек, руководимыми двумя-тремя «покровителями»[1367]. Все общины располагаются «под тропиками», остальные же части планеты «пусты и необитаемы»[1368]

. «Рабы» проживают в отдельных поселениях неподалеку от общин. Новые люди не ведают государственного порядка, у них «нет ни правительства, ни власти, ни законов». Эзрар говорит: «Все человечество разбито на мелкие ячейки, на такие совершенно общины, как наша, живущие вполне независимо друг от друга и совершенно подобно тому, как и мы. Единственным связующим элементом являются областные съезды покровителей, повторяющиеся раз в течение нескольких лет»[1369]. Кроме того, каждые двести лет собирается всеобщий съезд всех «покровителей», на котором принимаются решения, обязательные к исполнению во всех общинах на протяжении следующих двух столетий.

Основной принцип жизни нового человечества – «упрощение жизни»[1370]

. Принцип этот приходит на смену жажде прогресса, некогда приведшей людей к полному вырождению: «Человечество может оставаться вечно счастливым только тогда, когда оно откажется от прогресса и навеки сохранит свое новое устройство неизменным. ‹…› Не поклоняйтесь прогрессу: в нем яд, который вас погубит»,[1371] – гласит одна из заповедей «рая земного». Поэтому решено было отказаться от большинства технических и культурных достижений XIX века. Все население планеты обслуживают лишь восемь фабрик, производящих самое необходимое; сельское хозяйство направлено исключительно на удовлетворение насущных потребностей: ни торговли, ни частной собственности больше не существует[1372]. Помимо простоты в одежде, пище, быту и занятиях, жизнь «друзей» характеризуется намеренно низким образовательным уровнем. Они не умеют ни читать, ни писать, а необходимые познания о природе и истории черпают из бесед с «покровителями». Жажда знаний считается нездоровым атавизмом: страдающих этой формой «гипертрофии духа» удаляют из общины, стерилизуют и ссылают на остров Пасхи – в своего рода «колонию-поселение» науки, где есть библиотеки и школы[1373].

Перейти на страницу:

Все книги серии Научная библиотека

Классик без ретуши
Классик без ретуши

В книге впервые в таком объеме собраны критические отзывы о творчестве В.В. Набокова (1899–1977), объективно представляющие особенности эстетической рецепции творчества писателя на всем протяжении его жизненного пути: сначала в литературных кругах русского зарубежья, затем — в западном литературном мире.Именно этими отзывами (как положительными, так и ядовито-негативными) сопровождали первые публикации произведений Набокова его современники, критики и писатели. Среди них — такие яркие литературные фигуры, как Г. Адамович, Ю. Айхенвальд, П. Бицилли, В. Вейдле, М. Осоргин, Г. Струве, В. Ходасевич, П. Акройд, Дж. Апдайк, Э. Бёрджесс, С. Лем, Дж.К. Оутс, А. Роб-Грийе, Ж.-П. Сартр, Э. Уилсон и др.Уникальность собранного фактического материала (зачастую малодоступного даже для специалистов) превращает сборник статей и рецензий (а также эссе, пародий, фрагментов писем) в необходимейшее пособие для более глубокого постижения набоковского феномена, в своеобразную хрестоматию, представляющую историю мировой критики на протяжении полувека, показывающую литературные нравы, эстетические пристрастия и вкусы целой эпохи.

Владимир Владимирович Набоков , Николай Георгиевич Мельников , Олег Анатольевич Коростелёв

Критика
Феноменология текста: Игра и репрессия
Феноменология текста: Игра и репрессия

В книге делается попытка подвергнуть существенному переосмыслению растиражированные в литературоведении канонические представления о творчестве видных английских и американских писателей, таких, как О. Уайльд, В. Вулф, Т. С. Элиот, Т. Фишер, Э. Хемингуэй, Г. Миллер, Дж. Д. Сэлинджер, Дж. Чивер, Дж. Апдайк и др. Предложенное прочтение их текстов как уклоняющихся от однозначной интерпретации дает возможность читателю открыть незамеченные прежде исследовательской мыслью новые векторы литературной истории XX века. И здесь особое внимание уделяется проблемам борьбы с литературной формой как с видом репрессии, критической стратегии текста, воссоздания в тексте движения бестелесной энергии и взаимоотношения человека с окружающими его вещами.

Андрей Алексеевич Аствацатуров

Культурология / Образование и наука

Похожие книги

Льюис Кэрролл
Льюис Кэрролл

Может показаться, что у этой книги два героя. Один — выпускник Оксфорда, благочестивый священнослужитель, педант, читавший проповеди и скучные лекции по математике, увлекавшийся фотографией, в качестве куратора Клуба колледжа занимавшийся пополнением винного погреба и следивший за качеством блюд, разработавший методику расчета рейтинга игроков в теннис и думавший об оптимизации парламентских выборов. Другой — мастер парадоксов, изобретательный и веселый рассказчик, искренне любивший своих маленьких слушателей, один из самых известных авторов литературных сказок, возвращающий читателей в мир детства.Как почтенный преподаватель математики Чарлз Латвидж Доджсон превратился в писателя Льюиса Кэрролла? Почему его единственное заграничное путешествие было совершено в Россию? На что он тратил немалые гонорары? Что для него значила девочка Алиса, ставшая героиней его сказочной дилогии? На эти вопросы отвечает книга Нины Демуровой, замечательной переводчицы, полвека назад открывшей русскоязычным читателям чудесную страну героев Кэрролла.

Вирджиния Вулф , Гилберт Кийт Честертон , Нина Михайловна Демурова , Уолтер де ла Мар

Детективы / Биографии и Мемуары / Детская литература / Литературоведение / Прочие Детективы / Документальное
Рыцарь и смерть, или Жизнь как замысел: О судьбе Иосифа Бродского
Рыцарь и смерть, или Жизнь как замысел: О судьбе Иосифа Бродского

Книга Якова Гордина объединяет воспоминания и эссе об Иосифе Бродском, написанные за последние двадцать лет. Первый вариант воспоминаний, посвященный аресту, суду и ссылке, опубликованный при жизни поэта и с его согласия в 1989 году, был им одобрен.Предлагаемый читателю вариант охватывает период с 1957 года – момента знакомства автора с Бродским – и до середины 1990-х годов. Эссе посвящены как анализу жизненных установок поэта, так и расшифровке многослойного смысла его стихов и пьес, его взаимоотношений с фундаментальными человеческими представлениями о мире, в частности его настойчивым попыткам построить поэтическую утопию, противостоящую трагедии смерти.

Яков Аркадьевич Гордин , Яков Гордин

Биографии и Мемуары / Литературоведение / Языкознание / Образование и наука / Документальное
Страшные немецкие сказки
Страшные немецкие сказки

Сказка, несомненно, самый загадочный литературный жанр. Тайну ее происхождения пытались раскрыть мифологи и фольклористы, философы и лингвисты, этнографы и психоаналитики. Практически каждый из них был убежден в том, что «сказка — ложь», каждый следовал заранее выработанной концепции и вольно или невольно взирал свысока на тех, кто рассказывает сказки, и особенно на тех, кто в них верит.В предлагаемой читателю книге уделено внимание самым ужасным персонажам и самым кровавым сценам сказочного мира. За основу взяты страшные сказки братьев Гримм — те самые, из-за которых «родители не хотели давать в руки детям» их сборник, — а также отдельные средневековые легенды и несколько сказок Гауфа и Гофмана. Герои книги — красноглазая ведьма, зубастая госпожа Холле, старушонка с прутиком, убийца девушек, Румпельштильцхен, Песочный человек, пестрый флейтист, лесные духи, ночные демоны, черная принцесса и др. Отрешившись от постулата о ложности сказки, автор стремится понять, жили ли когда-нибудь на земле названные существа, а если нет — кто именно стоял за их образами.

Александр Владимирович Волков

Литературоведение / Народные сказки / Научпоп / Образование и наука / Народные