Вышивальщица

На всех этажах её дома, кроме первого, были балконы, на которых хозяйки хранили ненужный хлам, сушили бельё и вели душевные разговоры, не смущаясь тем, что их слышит весь дом. У Арины вместо балкона был палисадник с вытоптанной клумбой и кустиком хилой сирени. Кустик пытался расти, и Арина знала, как ему помочь.

В монастырском приюте, где она прожила шесть с половиной лет, был большой фруктовый сад. Под руководством сестёр-монахинь старшие воспитанницы вскапывали приствольные круги – неглубоко, иначе повредишь корни; проводили обрезку растущих вглубь веток – после периода вегетации, когда деревцу уже не больно; обмазывали срезы садовым варом – чтобы порез скорее «зажил»; приготовляли растворы от вредителей: из стеблей чистотела – от тли, нашатырный – от медведки, из чеснока – от грибковых болезней и от блошек, отвар луковой шелухи – как удобрение.

Вооружившись веником, Арина брызгала на деревца целительным раствором, шёпотом творя молитву Святой мученице Параскеве о сохранении посевов и садов: в любом деле необходимо просить помощи у Господа, даже если в него не очень-то веришь.

На заброшенном участке на краю посёлка, посреди обломков кирпичей и чёрных обгорелых брёвен, густо поднялась вишнёвая поросль, гибко тянулась вверх молодая ирга, которую несведущий человек принял бы за ивовые побеги. Арина обрадовалась находке, купила в хозяйственном магазине лопату, и теперь у неё в палисаднике росли вишнёвые деревца и сортовая ирга с крупными чёрно-синими сладкими ягодами. У ирги были тёмно-зелёные листья, осенью они приобретали красновато-оранжевый цвет и долго не опадали.

– Где она такое чудо откопала?

– Она разве скажет? Откопала, говорит. И смеётся. А больше ничего не говорит. В Осташкове, в питомнике купила, наверное.

На реанимированной Ариниными стараниями клумбе светилась красными и жёлтыми огоньками настурция, цветки которой с аппетитом объедала соседская кошка Василиска. Арина прозвала её веганкой и гоняла с клумбы веником.

Из дневника Арины

«Я не горжусь тем, что живу одна и не нуждаюсь ни в чьём обществе. Наверное, всё-таки нуждаюсь. Но друзей у меня нет, и я привыкла рассказывать обо всём моему дневнику. Например, о том, что панические атаки в разы хуже депрессии. Это ничем не обоснованный страх, озноб по всему телу, учащённое сердцебиение, головокружение и затруднённое дыхание. То есть загнанное. Все прелести жизни.

Я сидела и ждала окончания приступа, встать с кресла даже не пыталась, слабость жуткая. Финальная стадия: сидеть на месте уже не могла, ходила из комнаты в комнату, из угла в угол, и при этом меня трясло как наркомана в ломке. Внутри – как атомная бомба, и она взрывается со всеми эмоциями сразу. В общем-то, я была на грани.

Вечесловым звонить не стала, они бы примчались и всё равно ничем не помогли. Поеду в Чёрный Дор и попрошусь в больницу. Иначе умру тут одна, от страха».

«Хорошая новость – панические атаки лечатся! Они не опасны, не приводят к смерти, потере сознания или сумасшествию. Врач сказал, что я молодец, что приехала. Запущенные случаи обрастают всевозможными фобиями, а со мной будет всё хорошо, и в больницу ложиться не надо. Вместо транквилизаторов врач выписал мне антидепрессанты. Очень сильные. Это притом, что депрессий у меня нет уже давно. Я сказала об этом, а он сказал, что ему лучше знать.