Вышивальщица

Полковник вернулся в дом на Песочной улице, прождал три часа и уехал. Арина в тот день с утра отправилась на болото Анушинский Мох за клюквой, потеряла компас и проплутала в лесу до вечера. К базе отдыха «Княжьи разливы» вышла уже потемну. И после не могла себе простить, что в тот день не увиделась с дедом и не попросила у него прощения.

◊ ◊ ◊

Отец Дмитрий всё-таки позвонил Вере, и не только, чтобы поблагодарить за мёд, за который полковник отказался взять деньги. Вечеслов уверял, что жена чувствует себя преотлично, но Дмитрий Белобородов был отличным психологом и в нарочито бодром тоне услышал – фальшь.

Вера не стала ему лгать, честно призналась, что болела: из-за скандала с пчёлами, скоропалительного отъезда внучки и размолвки с мужем, с которым она не разговаривала несколько дней.

– Дим, она ведь на отпуск приехала, на две недели, мы с Ваней так радовались… Два года не появлялась, даже на Новый год не приехала, звонила только… А тут такое счастье – весёлая, довольная, на щеках ямочки, как у маленькой у неё были… Димка! Мне умереть хотелось, когда она уехала…

– А сейчас-то как? Разговариваете? А здоровье как?

– Да всё в порядке со здоровьем. И с Ваней помирились, он ездил, к Аринке-то, отвёз ей всего… И мёду отвёз. Жаль, не застал, умотала куда-то, что ей дома-то сидеть, отпуск ведь… Утром позвонила, поблагодарила, сказала, что на пчёл не обижается. Сказала, приедет зимой, когда пчёлы спать будут.

Последнее было неправдой. Арина говорила с бабушкой равнодушно-вежливо, как говорят с чужими людьми, когда не хотят показать, что обижены. И приехать не обещала. Попросила поцеловать за неё деда и попрощалась.

Из дневника Арины

«Если мою пенсию по инвалидности третьей группы умножить на двенадцать месяцев, получится почти столько, сколько стоит год учёбы на отделении народных промыслов в Православном Свято-Тихоновском университете, а всего учиться нужно четыре года. Учиться и работать не получится, а чтобы собрать двести сорок тысяч, мне понадобятся четыре года.

Я решила экономить на еде, ведь больше экономить не на чем: я нигде не бываю, в посёлке нет театра, вместо кинотеатра клуб, а в нём собирается такая публика – хоть святых выноси! Сначала всё время хотелось есть, но я привыкла, и стало вроде как нормально. А потом началось что-то странное: я вообще не могла есть, и не хотела, и даже запах еды был неприятен.

Врач из Чёрного Дора на моё честное признание, что я три месяца почти ничего не ем, сказал, что у меня атипичная анорексия: тридцатьвосемь килограммов при росте сто шестьдесят шесть сантиметров. Еще два килограмма – и слово «анорексия» можно заменить словом «дистрофия».

У меня открылись глаза, когда я узнала, как сильно успела себе навредить. Из-за того, что я долго ограничивала себя в еде, организм сжигал мышцы, отнимая энергию у иммунной системы и жизненно важных органов. Электрокардиограмма показала нарушение сердечного ритма – типичный спутник ограничения питания. До этого мне таких исследований никто не назначал. Исследование плотности костной ткани показало начало остеопороза. Раньше плотность костной ткани мне тоже не проверяли.

Чтобы обмануть мой «неправильный» мозг, врач велел есть три раза в день микроскопическими порциями, постепенно их увеличивая. Две ложки супа. Полсырника. Пол-яблока. Дольку шоколада. Пять изюмин.