Вышивальщица

– У тебя улей новый стоит? Стоит! Так чего ты заморачиваешься? Вечером в ловушку стряхнёшь, на закате в улей ссыплешь, вместе с рамками, если уже есть расплод. Веничек реденький у летка поставишь на денёк, чтоб облетелись через него. И все дела.

Ждать до вечера полковник не стал: рой неспокойный, по стволу размазался метра на полтора. Улетит – и все дела. Надел резиновые сапоги, ватные штаны, толстый свитер под халат, нацепил на голову пчеловодную сетку, разжёг маленький лёгкий дымарь. И вернулся к рою.

Пчёлы вели себя агрессивно, жалили через халат и плотный свитер и пролезли даже в сапоги, но Вечеслов не сдавался. Аккуратно подвёл к рою ловушку-короб на длинной палке и принялся стряхивать в неё пчёл тонкой жердью с привязанным к ней пучком травы. Пчёлам это не понравилось, они разъярились и проникли под сетку.

Укусы в лицо и в шею оказались болезненными, гораздо больнее, чем в спину или в руку. Полковник вспомнил Арину. Пчела ужалила её в лицо, ей было вот так же больно, а он советовал не махать руками. Мысленно попросив у внучки прощения, Вечеслов отступил от рассвирепевшего роя – и свалил дымарь, стоявший на траве под липой. Дымарь испустил струйку чахлого дымка и потух. Пчёлы утроили активность. Вечеслов не понимал, что с ними случилось. Почти теряя сознание от невыносимой боли, он смёл рой в ловушку, поместил её в мешок, крепко завязал шнурком, крикнул жене: «Вера, можешь открывать, я закончил!» – и упал на траву. Полежит немного и встанет. Надо отнести мешок с ловушкой в прохладное место и хорошенько сбрызнуть водой. Пчёлам в нём слишком жарко… Очень жарко. И очень трудно дышать…

Вера с тревогой наблюдала из окна, как муж управляется с пчёлами. Когда он закончил и улёгся под липой, вздохнула с облегчением. Вышла во двор, с опаской подошла к липе, на которой, слава богу, уже не было ни одной пчелы. В прислоненном к стволу мешке глухо гудел рой. Иван Антонович лежал ничком, уткнувшись лицом в траву, и часто дышал. Вера взяла его за руку, мокрую от обильного пота.

– Вера… Помоги мне встать. Мне что-то дышать тяжело. Искусали всего, черти полосатые!

Вера хлопотала возле мужа, прикладывала к шее полиэтиленовые пакеты со льдом, который наскребла в холодильнике, и награждала нелестными эпитетами пчёл, о которых муж продолжал беспокоиться даже теперь, когда они его чуть не убили. Мешок с гудящим в нём роем Вера нацепила на длинную палку, отнесла в подпол и сбрызнула водой, как велел Вечеслов.

– Ваня, как ты? Ото льда полегче стало?

– Полегче… В груди тесно. Ты окна открой.

– Так они открыты…

Через десять минут Иван Антонович почувствовал озноб. Дыхание участилось, в груди хрипело и клокотало. Говорить он уже не мог.

Перепуганная Вера вызвала «скорую».

Больницы в Заселье не было, ближайшая – в Лещинах. К счастью, «скорая» приехала быстро, полковнику сделали укол, включили сирену, хотя дорога была свободна, и поехали в больницу. Укол подействовал: Иван Антонович прикрыл глаза и стал реже дышать.

– До больницы довезём, – непонятно сказала медсестра.

– Не говори «гоп»… – так же непонятно ответил врач.

Смысл слов до Веры не доходил. «Дорога свободна, едем быстро, до Лещин километров двенадцать – пять по просёлку до Залучья, потом мост через Сорогу, после моста приличная грунтовка до самых Лещин, по ней автобусы ходят…» – добросовестно вспоминала Вера. Держала мужа за руку, в которой бился взбесившийся пульс, и молилась богу, в которого не верила.

Полковника успели довезти до больницы, а спасти не успели, он умер прямо в смотровой от отёка лёгких, который образовался от множественных укусов в шею.

Перед смертью Вечеслов задыхался и был крайне возбуждён.

– Аринка… правильно сказала… говорила… не надо было… ульи…

– Ваня! Ванечка! – обрадованно зачастила Вера. – Да к чертям эти ульи! Продадим. А хочешь, и дом продадим, с таким-то соседом. Ведь если бы не он, то ничего бы и не было.

Вокруг полковника суетились врачи, перебрасывались короткими фразами, и Вера не сразу поняла, что муж её не слышит и не услышит уже никогда. Кто-то взял её за локоть:

– Пойдёмте, пойдёмте… Вам нельзя здесь находиться, вы мешаете.

– Да, конечно, я не буду мешать, я в коридоре подожду, – улыбнулась Вера.

Она так и не поняла, что ждать больше нечего, так и не вернулась в реальный мир. Разговаривала с мужем, спрашивала, что ей делать с пчёлами, вспоминала о чём-то смешном и строила планы на будущее.

– Ей, может, тиаприд уколоть?

– Какой тиаприд, она вообще не понимает, где находится!

– Нет, я понимаю. Я в больнице нахожусь. Ваня… Иван Антонович. Как он?