От Вечесловых не укрылось странное выражение лица, с которым врач вышел из Арининой комнаты. Тихо притворил дверь. И прочитал Вечесловым длинную лекцию о биполярке – не ту, которую Вера слышала от Маргариты, и не в тех выражениях, которыми он говорил с Ариной.
– Сама захотела работать. Разве её удержишь? – оправдывалась Вера. – Всё с ней нормально было, учиться нравилось, группа дружная… Мы подумали, пусть в каникулы поработает, девятнадцать лет, пора уже. Ну и разрешили.
– Она с двенадцатого этажа прыгнуть захочет, вы ей тоже разрешите?
– Мы на четвёртом живём…
–С четвёртого тоже не сахар, – подумав, изрёк психиатр, и Вера согласно кивнула.
– Давно у неё подавленное настроение?
– Да какое подавленное?! Вчера тарелки переколотила, из серванта. Я есть её заставила, сказала, из-за стола не выйдешь, пока не поешь. А она —тарелку об пол! Я другую из буфета вынула, перед ней поставила. Она и другую… и третью. И четвёртую. Потом кухню подметала. И просила прощения.
– То есть, вы видели, что у девочки анорексия, что она не может есть, и вместо того чтобы уговаривать, принуждали. Да ещё такими методами, – констатировал врач.
– Какими «такими методами»? – не выдержал полковник. – Что, ремнём её лупить, чтобы ела как следует? До утра из-за стола не выпускать? Последнее пробовали. Так она за столом уснула, головой на тарелке. Вы что же, думаете, мы её не любим? Но она непереносимо испытывает наше терпение… а мы с Верой жить без неё не можем!
– Пол-лета она такая. Ночью заглянешь – не спит, в потолок смотрит, – вступила Вера Илларионовна. – А то уйдёт на весь день, до вечера не появится. И думай, где она. Мы с дачи уехали из-за неё. Думали, в городе ей полегче станет. Да и перед соседями стыдно…
– А с соседями что у вас произошло? – мягко поинтересовался психиатр.
– Да мальчик соседский… Он в мореходке учится, из Новороссийска на каникулы приехал. Мать жаловалась – не успел в дом войти, вещи бросил и сразу к Аринке… А она его матом, на всю улицу. Да каким!
– Площадным. В техникуме своём наслушалась, – миролюбиво объяснил полковник, которому Арина рассказала, в каких выражениях говорил о ней Никита со своей девушкой, и взяла с него слово молчать.
– Говорю, рот тебе с мылом вымыть? Или сама вымоешь? А она мне: я же быдло, и разговаривать должна соответственно. Господи ты Боже мой! – в сердцах воскликнула Вера. – Обещала, что больше такого не повторится. Я говорю, мне из-за тебя чуть с сердцем плохо не стало. А она мне: ну не стало же! Никогда такой не была, а тут как перевернуло девчонку, – пожаловалась Вера врачу. И попросила: – Вы в больницу её не забирайте. Я ж тогда умру без неё…
Полковник начальственно махнул рукой, останавливая врача, открывшего было рот. Без слова вышел из комнаты. Слышно было, как он гремел на кухне ящиками шкафов. Остро запахло валосердином.
– На, выпей. – Поднёс к Вериным губам стакан. – И успокойся. Ни в какую больницу мы её не отдадим. Сами виноваты, не надо было разрешать ей в этой клинике работать. С коровами оно проще. По губам хвостом получила, и никакой тебе депрессии.
– О больнице вопрос не стоит, – подтвердил врач. – Учиться ей пока не надо, возьмёт академический отпуск на двенадцать месяцев, справку я напишу. А депрессия у неё психогенная. Её ещё называют реактивной. Это следствие воздействия психотравмирующей ситуации. Выраженная вялость, значительное ослабление побуждений, уклонение от любых контактов… А уходит она скорее всего в парк, или на Кличен ездит, там ей спокойно, и никто не дёргает.
– Это вам спокойно. А нам неспокойно. Она там голодная весь день, и дома не кушает ничего…
– Безразличие к еде у неё от снижения пищевого инстинкта. Страданий от голода она не испытывает,– успокоил Вечесловых психиатр. И, увидев побагровевшее лицо полковника, поспешно закончил: – Это пройдёт. Выпишу лекарства, и пройдёт. А вечером кормите обязательно. Уговаривайте как сможете, хоть с припевками: ложку за маму, ложку за папу.
– У неё родителей нет. Вообще никого нет. Так что обойдёмся без припевок.
◊ ◊ ◊
Арина академический отпуск брать не стала, ведь тогда пришлось бы показать справку, выписанную психиатром… Забрала из техникума документы, распрощалась со своей бывшей группой и весь сентябрь пролежала на диване, мучаясь жесточайшей хандрой и головной болью. Вечеслов подсунул ей Уильяма П.Блэтти «Изгоняющий дьявола» и с удовлетворением наблюдал, как в комнате внучки полночи горел светильник. Не спит, так пусть хоть книжки читает.
«Джексона повесили на мясной крюк. Под такой тяжестью тот даже разогнулся немного… – читала Арина. – Джекки, ты бы видел этого парня! Этакая туша, а когда Джимми подсоединил к нему электрический провод…»
На этом месте Арина перекрестилась, зажмурилась, прочитала молитву и решила, что читать дальше не станет. Глубоко подышала, открыла один глаз и дальше читала одним глазом:
«Он так дёргался на этом крюке, Джекки! Мы побрызгали его водичкой, чтобы он лучше почувствовал электрические разряды, и он так заорал…»