Вышивальщица

В монастырь она приехала на том самом автобусе, на котором шесть приютских лет мечтала уехать домой. Постояла у ворот, вспоминая – Настю Пичугину, сестру Агафью, Машу Горшенину… И решительно надавила кнопку звонка.

Калитку ей открыла сестра Ненила. Принёс же чёрт эту грымзу.

– Здравствуйте, мать Ненила. Я к игуменье.

Ненила, к которой незнакомая, нарядно одетая девушка обратилась как требовали монастырские правила и назвала по-имени, пытливо всматривалась в Аринино лицо.

Не узнала.

Пронесло – выдохнула Арина. А то сказала бы что-нибудь, Арина бы не смолчала, ответила, и понеслось…

За семь лет, что они не виделись, матушка Анисия заметно постарела. Лицо истончилось и напоминало серый бумажный лист. А улыбка осталась прежней, так понравившейся маленькой Арине, когда мать привезла её в приют. И как двенадцать лет назад, она проигнорировала протянутую для поцелуя руку, обняла матушку за плечи и расцеловала в морщинистые щёки.

– Матушка, вы меня помните? Я Арина Зяблова. Помните, я орлец вышила с орлом-ягнятником, а меня за это наказали, и вы меня утешать пришли. Помните?

– Аринка! Приехала, девочка моя! Я думала, не свидимся уже. – Мягкие руки обхватили Арину и прижали к себе. Глаза игуменьи лучились радостью узнавания. – Вот ты какая стала! Взрослая. Красивая. А маленькая-то неказистая была…

Арина торопливо полезла в рюкзак, бережно расправила тяжёлую от золотого шитья ткань. На матушку Анисию смотрели грустные глаза Богоматери и полные светлой радости – Богомладенца. Затканные золотом одежды. Нимбы с искусным сложным узором и драгоценными камнями в оправе из серебра – серебряная канитель, шелка, бархатный шнур… Узорные поля оклада: вышитые цветы, вышитая эмаль, вышитые сверкающие камни на подвесках – вишнёво-красные и прозрачно-голубые. Работа мастера.

– Вот… Примите в дар.

– Не жалко тебе красоту такую отдавать?

– Я не отдаю, я дарю. Я всю жизнь хотела… вам подарок подарить.

Всю жизнь. Сколько ей сейчас? Девятнадцать? Двадцать? Для неё это вся жизнь. Для матушки Анисии – полузабытые годы, которые принадлежали не ей, а Инессе Бакуничевой. Юность, обещавшая безоблачное будущее. Замужество, так жестоко обманувшее, отнявшее самое дорогое: мужа, Веронику, Романа…

В глазах вышитой Богоматери стояли слёзы. Как у неё получилось – вышить слёзы?

– Хочешь к нам в мастерские? Ты ведь за этим приехала?

Арина ждала такого предложения и даже подумывала было согласиться. А когда услышала, отшатнулась:

– Нет.

– Я так и знала, – улыбнулась матушка Анисия. – Сюда приходят, чтобы служить Богу. А ты в него не веришь, и никогда не верила. Ты думала, я не знаю?

Арина протестующе замотала головой.

– Не так! В Бога я верю. А вот Богу не верю. Он равнодушный, всем свою любовь поровну дарит, и тем кто заслуживает, и плохим.

– Но ведь и тебе досталась крошечка этой любви. Береги её в своей душе. Она не позволит пройти мимо чужого несчастья. Не даст упасть, когда толкнут. Не даст кичиться гордыней, когда возвысят. Не ввергнет в уныние.

– Ввергло уже. И ещё как. Молитвы не помогли, таблетки только помогли. И вышивание.

– А таблетки кто придумал? Люди. А кто им разум для этого дал? Бог.

– Святый великомучениче и целебниче Пантелеймоне! Моли Бога о нас! – раздалось за дверью. Матушка хитро улыбнулась и произнесла "Аминь", разрешая войти. В комнату вошла молодая девушка в чёрном платке. Это же Маша! Маша Горшенина!

– Машка! Ты… здесь живёшь? А как же твоя тётушка?

Настоятельница вышла, тихо прикрыв за собой дверь: пусть наговорятся, теперь когда ещё свидятся…

– Машка… Мы с тобой семь лет не виделись, а как будто вчера…

Выспросив у Арины, как она жила и не обижали или её опекуны, Маша удивилась:

– И сейчас с ними живёшь? Не гонят? А я от тётки сама ушла. Она лапу наложила на мои деньги, что ни заработаю – всё отберёт, и чтобы я в десять вечера дома была, и фильмы смотреть запрещала… Ну, сама знаешь какие.

Арина не знала.

– Мне ребята кассеты давали… – зашептала Маша в Аринино ухо.

Арина ужаснулась.

Больно кольнула радость, с которой Маша восприняла её уход из веттехникума.

– Молодец! Я тоже учиться бросила. В монастыре работала трудницей, прошла послушания, получила благословение. Я теперь послушница.

– Ты монахиней хочешь стать?

– С ума сошла, что ли? – рассмеялась Маша и испуганно прикрыла рот рукой.

– А тётушка почему не приехала? Трудились бы вместе, было бы здорово.

– Ну ты скажешь… Не приняли её. Она болеет, хроническим чем-то, а здесь больницы нет, только медкабинет, и лекарства самые простые. Больных трудниками не берут, берут только здоровых и до пятидесяти пяти лет, а тётке моей шестьдесят семь. Я у неё была недавно, плохая совсем… Так что ты меня не жалей, подруга, мне здесь кантоваться недолго осталось. Племянник тёткин год назад умер, машиной задавило. Теперь всё мне одной достанется, и квартира с обстановкой, и дом в деревне, и деньги на книжке! – хвасталась Маша.