— Я хочу спать, — попросила Марианна.
— Сейчас, я позову дона Диего, и они с отцом перенесут тебя в спальню. Мы приготовили для тебя комнату, привезли кое-что из твоих вещей, что успели спасти в пожаре.
Донна Мария вскрикнула: она не знала, что дон Родриго уже успел рассказать Марианне о несчастье, постигшем их семью.
— Я знаю, мам, отец сказал мне об этом.
— Дон Диего! — громко позвала донна Мария.
Марианна тут же остановила её:
— Не надо, я сама.
Сжав зубы, она спустила ноги с козетки и поднялась. Её качало из стороны в сторону, но девушка, пересиливая боль, сделала несколько шагов, когда в гостиную вбежал дон Диего.
— Добрый день, сеньор Кортес, — стараясь говорить как можно ровнее, произнесла Марианна, но всё равно её голос срывался.
— Вам нельзя вставать, что вы! Я отнесу вас наверх.
— Нет, я сама, — упрямо сказала девушка и тут же чуть не упала.
Дон Диего попытался подхватить её, но Марианна зло оттолкнула его.
— Я сказала, что всё сделаю сама.
Дон Родриго предложил свою помощь.
— Возьми меня под руку, дорогая, так будет легче.
Марианна с благодарностью посмотрела на отца.
— Спасибо.
Вместе они двинулись к выходу.
— Ну почему ты вновь упрямишься? — выкрикнула вдогонку донна Мария и тут же смолкла.
Марианна не удостоила её ответом.
Сеньор де Суэро и его дочь медленно поднимались по лестнице на второй этаж. Марианна останавливалась через каждые пару ступенек и, тяжело дыша, прислонялась к стене.
— Зря ты так, Марианна, нужно хоть немного жалеть себя.
— Именно поэтому я и хочу, чтобы никто, кроме тебя, не помогал мне.
— Ну, тогда давай пойдём.
И вновь непреодолимые ступеньки, вновь у Марианны темнело в глазах, но она, сжав зубы, уцепившись здоровой рукой за плечо отца, поднималась выше и выше.
Наконец, эта бесконечная лестница закончилась. Впереди виднелся слабо освещённый коридор и приоткрытая дверь спальни, из которой на доски пола падал тёплый жёлтый свет.
— Это твоя спальня.
Девушка почувствовала, что подъём по лестнице исчерпал все её силы, и попросила отца:
— Возьми меня на руки, дальше я сама не дойду.
Дон Родриго подхватил её и понёс к светлеющему прямоугольнику дверного проёма.
— Теперь мы будем жить по-другому, — шептал дон Родриго, — теперь я не скажу тебе и слова, если ты захочешь с утра покататься на лошади.
— Сперва нужно купить землю, — прошептала Марианна.
— Всё будет хорошо, всё образуется, мы вновь заживём счастливо.
Дон Родриго ногой толкнул дверь и внёс дочь в спальню. Мягкая кровать приняла её в свои объятия.
Отец бережно укрыл Марианну и присел на стул.
— Нет, я побуду одна.
— Но скоро придёт сиделка.
— Пусть дежурит у двери, если понадобится, я позову её.
— Как хочешь, — дон Родриго поднялся.
— Мне, в самом деле, нужно побыть одной.
— Я понимаю, — кивнул сеньор де Суэро.
Он вышел и осторожно прикрыл за собой дверь.
Марианна осталась одна. Она какое-то время смотрела, не отрываясь, на пляску огня в камине, вбирая в себя теплоту домашнего уюта.
Рядом с кроватью, на ночном столике, лежали кое-какие из её безделушек, знакомые до боли.
— Хуан Гонсало… — прошептала девушка, — ты можешь простить меня? Я понимаю, как было тебе тяжело расстаться со мной, и теперь возврата к прошлому нет.
Девушка прикрыла глаза, но всё равно тёплое пламя камина не исчезло. Оно тёплым красноватым отблеском ощущалось и сквозь прикрытые веки.
«Как мне одиноко, — подумала Марианна. — Казалось бы, я должна радоваться, вновь со мной мать и отец. Но нет тебя, Хуан Гонсало».
И девушке вспомнился пустой дом, рождественская ёлка и вкус поцелуя. Это был, наверное, единственный момент в её жизни, когда она по-настоящему была счастлива.
Нестерпимо болела рана, но в этой боли Марианна находила не страдание, а утешение.
— Я тоже страдаю, Хуан Гонсало, — шептала она. — Не только тебе сейчас плохо… Ты сможешь кое-чего добиться в жизни, теперь тебе не придётся тратить силы и на меня. Я не стану донимать тебя своими капризами.
Боль постепенно переходила в усталость, Марианну клонило в сон. Ей казалось, кровать раскачивается под ней, убаюкивая.
. «Ну, вот и всё, — подумала девушка, — ещё одна часть моей жизни прожита. Как жаль, ничего не получилось, а ведь всё шло так хорошо. Я поняла, что такое самой зарабатывать на хлеб, что такое любить».
Она прикоснулась ладонью к своей ране, ощутив на повязке запёкшуюся кровь.
«Ты должен простить меня, Хуан Гонсало, за всё, что я для тебя сделала плохого. Вряд ли мне представится возможность увидеть тебя вновь. Я навсегда запомню полумрак, шум холодного дождя, запомню вкус твоего поцелуя. Чтобы потом ни случилось, я буду помнить тебя, буду вспоминать тебя с нежностью».
Девушка прислушалась: возле двери её спальни говорили дон Диего и сиделка.
Дверь скрипнула, и пожилая сиделка заглянула в спальню.
Марианна тут же притворилась спящей. Она услышала осторожные шаги и ощутила на себе взгляд.
Чуть приоткрыв веки, девушка посмотрела на мир. Возле кровати стояли пожилая сиделка и дон Диего.
— Я думаю, вам лучше устроиться здесь, — предложил сеньор Кортес.
— Но сеньор де Суэро распорядился, чтобы я ждала в коридоре.
— А что вам сказала сеньора де Суэро?