Высокое стремление: судьба Николая Скрыпника

Во-первых, бесперспективный, напрасный труд бороться против того животворного, что, вопреки любым запретам, все равно пробьет себе дорогу, неизбежно восторжествует. В другой транскрипции можно было бы сказать и сильнее – о необходимости решительной, всемерной поддержки этого же живого, животворного. Однако это уже, наверное, больше из области политической стилистики. А по сути – сравнение украинского литературного процесса во всем его разнообразии с непобедимостью украинского народа – это акцент на приоритете, на который в 1928 году решился бы далеко не каждый политик скрыпниковского ранга (и, собственно, никто больше так и не решился).

Во-вторых, мудрый политик заявил себя как сторонник честных, открытых соревнований творческих направлений, коллективов, школ. В ходе публичной полемики, поисков выкристаллизовывалась истина, обеспечивался художественно-творческий прогресс.

И, в-третьих, нарком от имени пролетарского государства недвусмысленно формулирует лозунг повседневной художественной жизни – невмешательство в эстетически-художественный процесс, дистанцирование политики от творчества. Это, по сути, призыв к свободе поиска, творчества. В то же время опытный руководитель предпочел бы, чтобы соревнования направлений не выливались в жестокую борьбу на дискредитацию, на вытеснение, уничтожение соперников. Он даже считал, что его наркомат должен за этим пристально следить.

Например, в постановлении «О состоянии Киевского художественного института и о федерации художественных организаций» от

15 августа 1927 г. был сформулирован специальный пункт: «…Крайне необходимо, чтобы НКО был не только наблюдателем тех процессов, которые происходят в изобразительном искусстве, НКО должен принять меры для выявления тех процессов и для управления ими, направляя их на распространение и развитие украинской культуры, давая им возможность проявляться в художественных учебных заведениях НКО, но не допускать, чтобы различные течения и организации художественных учебных заведений НКО использовались для борьбы между собой»[421].

В редакционном отношении документ выполнен не лучшим образом. Но генеральная мысль ясна: творческие соревнования в пользу развития украинской культуры будут всемерно поддерживаться, что же касается борьбы ради борьбы как проявления ненужных ссор – ее надо исключить, а наркомат просвещения должен это обеспечить. Можно упрекнуть сформулированную позицию и в утопизме – найти механизм ее реализации непросто, если вообще возможно. Однако стоит, думается, согласиться, что своим исходным моментом она имеет не партийную догму (хотя ее элемент присутствует – стремление управлять художественными процессами, однако и здесь прочитывается только общеорганизационная сторона дела, и отнюдь не эстетически-художественная, то есть собственно художественная), а совсем противоположный принцип – диалектический, обусловленный заботой об оптимальном конечном результате, который к тому же был бы достигнут не любой ценой, а по возможности безболезненно-демократическим путем.

В докладе «Наша литературная действительность» сформулированные выше мысли и положения нашли дальнейшую конкретизацию и приобрели еще большую категоричность. Н. А. Скрыпник особо выделил тот пункт постановления ЦК ВКП(б), в котором говорилось о «свободных соревнованиях различных художественных творческих течений, чтобы они полностью проявили себя и дали примеры художественных достижений различными путями для пролетарского государства, для пролетарского общества». А дальше выразил очень серьезное предостережение: «Кто считает, что задача литературных писателей есть задача политической борьбы, тот, кто ограничивает себя только этим (выделено автором. – В. С.),

не ставя специальных задач литературных организаций, тот лишает содержания литературную деятельность, тот ограничивает размах нашей деятельности, сужает круг творческих проявлений пролетарских соучастников литературного процесса, тот теряет перспективы нашего литературно-культурного развития»[422].

Нетрудно заметить, что здесь Николай Алексеевич раздваивается, вернее, раздваивается его позиция. С одной стороны, он стремится к тому, чтобы литература как можно меньше была объектом и орудием политической борьбы. С другой стороны, с первым элементом в очевидное противоречие входит императив служения литературы только «пролетарскому делу», «пролетарскому государству», «пролетарскому обществу».

Отмеченное противоречие не отнесешь к тем, которые легко осознаются и «снимаются». Бесспорно, в нем сплелись как дань официальной доктрине, так и ее трансформация в воображении конкретного политического деятеля, одного из руководителей идеологической сферы Украины.