Высокое стремление: судьба Николая Скрыпника

Николай Алексеевич Скрыпник был пролетарским революционером. Другим он себя не мыслил (не «самоидентифицировал»). И свое назначение на наркомовском посту он видел в том, чтобы всемерно беречь пролетарскую культуру. Однако ему чужд был дух примитивного «пролеткультовства», нигилистического отвержения духовных достижений предыдущих поколений лишь на том основании, что они были достигнуты не пролетариатом, а в основном представителями эксплуататорских классов (отсюда термины – буржуазная, мещанская «псевдокультура» и т. п.).

Вместе с тем, как и каждый настоящий революционер, советский нарком всем своим существом, умственным настроем, духом был романтиком. Он свято верил в то, что общество с руководящей ролью в нем пролетариата – прогрессивнее, справедливее, гуманнее всех предыдущих классовых обществ. Поэтому надо положить все силы, чтобы воцарилась передовая, пролетарская мораль, чтобы восторжествовала пролетарская культура. Последняя должна органично вобрать в себя все лучшие достижения (и мировые, и национальные), творчески слить, «сплавить» их с потребностями строительства нового общества, породить невиданные до того интеллектуальные, художественно-творческие произведения. И это неизбежно, ведь к достижениям культуры будут привлечены все без исключения граждане государства, они получат надлежащее, современное образование, создадут такую базу для проявления талантов, их всесторонней реализации, которой до того в истории еще не было.

С

точки зрения сегодняшнего дня просто по-детски наивными выглядят рассуждения неисправимого идеалиста о столице будущей Украины. «Киев – это вторая столица Украины, как там часто говорят – культурный Донбасс Украины, – отмечал Николай Алексеевич. – А что это была столица Украины, то, по мнению многих, он еще и будет столицей Украины, хотя я, правда, сторонник той мысли, что столицей Украины будет Большое Запорожье у Днепрогэса»[423].

Справедливости ради следует сказать, что так, как Скрыпник, тогда думали не многие. А он не только думал, надеялся, но и верил в то, что будущее Украины – это большая индустрия, это новейшие технологии, поставленные на службу, на благо обществу, человеку. Так где же быть столице, как не рядом с символом новой, грядущей, будущей Украины – в Запорожье?! И уже в полемическом пылу явно «перегибал палку», отвечая оппонентам: «Киев был и есть центр украинской буржуазной интеллигенции, враждебной нам. Там был центр Союза Освобождения Украины (СОУ), которым руководил академик Ефремов»[424].

Вообще, отношение наркома образования к «старой культуре», «старой интеллигенции» не было внешне отрицательным (приведенные слова о С. А. Ефремове – скорее исключение, обусловленное идеологической остротой тогдашней ситуации, чем правило).

С точки зрения изложенного хотелось бы выразить возражения относительно распространенного мнения, будто нарком в целом негативно относился к Украинской академии наук, вынашивал замыслы медленно отодвинуть ее на задний план, а вместо этого создать «пролетарскую» академию в Харькове. Как первый шаг к реализации тайного замысла рассматривается проведенная в 1932 г. по инициативе наркома-академика реорганизация Украинского института марксизма-ленинизма во Всеукраинскую ассоциацию марксо-ленинских институтов (ВУАМЛИН). Президентом ассоциации, которая объединяла девять научно-исследовательских учреждений (не только гуманитарных, но и таких, как Институт техники и технической политики), стал сам Н. А. Скрыпник[425].

Прямых подтверждений относительно подобных выводов нет. Наоборот, можно привести множество примеров уважительного отношения наркома к Украинской академии наук как самого авторитетного учреждения, к ее руководству и отдельным членам. А те авторы, которые пишут об этом, нередко допускают противоречия в пределах даже одной публикации. В одних местах доказывают, что с целью успешного проведения украинизации нарком выдвигал на ключевые должности ученых с сомнительным прошлым и политическими взглядами – академиков – М. С. Грушевского, С. Л. Рудницкого, В. А. Юринца, А. Е. Крымского, рискуя своим положением, брал в случае необходимости их под защиту; а на других страницах пытаются доказать, что нарком имел подозрения к центру инакомыслия, планировал его оттеснение с передовых позиций в науке.