Высшая духовная школа. Проблемы и реформы. Вторая половина XIX в.

Значение кафедры истории и обличения русского раскола возросло, как с точки зрения педагогической подготовки[857], так и в научном отношении. Большое внимание уделял этому вопросу обер-прокурор К.П. Победоносцев, горячо приветствовавший научно-практическую работу в области полемики с расколом[858]. В 1885 г., на архиерейском съезде в Казани, было признано полезным учреждение особых должностей епархиальных миссионеров, на эти должности стали определять выпускников духовных академий – прямо со школьной скамьи. Часто требовались специальные знания, связанные с расколом, выпускникам духовных академий, попадавшим на места законоучителей, наблюдателей церковно-приходских школ, приходских священников. По ходатайству Совета МДА и митрополита Московского Сергия (Ляпидевского), указом Святейшего Синода от 4 января 1897 г. предмет истории и обличения русского раскола, а также изучения и разбора западных исповеданий были сделаны общеобязательными, причем не только для МДА, но и для всех остальных академий

[859]. История и обличение раскола был одним из немногих предметов, достаточно оснащенных в 1880-е гг. современной учебной литературой[860].

Но призывы высшей церковной власти – ввести в преподавание элементы практики, давать студентам навыки полемики с раскольниками и сектантами, умение актуализировать знания в реальных условиях – в рамках учебного курса исполнить было сложно. Для этого необходима была организация особых занятий вне стен академий, это не всегда просто совмещалось с учебной нагрузкой студентов. И в высших церковных инстанциях, и в духовно-учебных кругах развернулась дискуссия: разумно ли привлекать студентов к практической церковной деятельности на учебной скамье, или сохранять их время и рвение исключительно для учебно-научных занятий.

В качестве предмета для научных занятий – написания кандидатских и магистерских диссертаций – учение о расколе студенты выбирали не так часто. Это не давало возможности построить систему освоения и введения в научный оборот выпускниками академий местных материалов по расколу. Тем важнее казалось профессорам распределение именно этих воспитанников на места преподавателей раскола в семинарии. К сожалению, распределение, проводимое централизованно, редко учитывало подобные аргументы. Но из тех студентов, имеющих интерес и склонность к практической церковной деятельности, даже при этих условиях удавалось вырастить специалистов[861]. С учебными программами по «сектантскому» дополнению к кафедрам раскола так и осталась неопределенность: «сведения о сектах рационалистических и мистических»[862].

Введенная Уставом 1884 г. в КазДА миссионерская группа предметов была актуальна с практической и научной точки зрения и охотно избиралась студентами для специализации: и научные работы, и выпускники, обладающие специальными знаниями и методами по этим предметам, были востребованы. Некоторые кандидатские и магистерские диссертации в области мусульманства и буддизма представляли собой добросовестные и глубокие исследования, неоднократно переиздавались, их значение признавалось как учеными-востоковедами, так и практиками-миссионерами[863]. Братство святого Гурия, по-прежнему игравшее значительную роль в миссии, смогло использовать подъем в развитии миссионерской науки в КазДА. Не только преподаватели, но и студенты академии привлекались к деятельности Переводческой комиссии, и результативность этой деятельности была исполнением давних надежд на соединение богословской науки и церковной практики[864]. КазДА почувствовала себя ответственной за развитие миссии в Поволжье, не только теоретическое, но и практическое, и в 1889 г., по ходатайству архиепископа Павла (Лебедева), при академии были учреждены двухгодичные миссионерские курсы по татарскому и по монгольскому отделам[865]

. Академия становилась научно-практическим миссионерским центром, исполняя замыслы Устава 1814 г. и предлагая при этом другим академиям последовать ее примеру – заниматься миссионерством в своих регионах[866].

Следует отметить, что и внешняя миссия Русской Православной Церкви в условиях действия Устава получила поддержку из «академических» сил. Если до 1884 г. каждый член внешних миссий с дипломом духовной академии попадал туда своим особым путем, по личной ревности и инициативе, то после 1884 г. академии, преимущественно СПбДА, регулярно пополняли вакантные места в Пекинской и Японской миссиях своими выпускниками[867].