Что-то внутри породило перед внутренним взором громадные буквы: КАК? Как освободиться? Нереально!
Иван лег лицом вниз, замер, пытаясь расслабиться – так меньше чувствовалась боль от иглы. В плечо проникла игла. Оставалось пару секунд прежде, чем Иван не сможет думать о свободе, о чем бы то ни было. Пару секунд.
Как же отсюда вырваться? Ему вспомнились слова Евы, из Прежней Жизни, а может, она это сказала уже после Катастрофы.
Остается уповать лишь на Создателя.
Ева догадалась, что отец Глеб – каким бы странным симбиозом с властью Старшего это не казалось – действительно верит, что он – избранный Богом священник, и что люди, приходящие на эту станцию, также избраны. Непонятно, как он воспринимал жесткий контроль общины со стороны охраны, возможно, это оставалось вне его поля зрения. Либо он воспринимал это, как неизбежное зло, против которого он бессилен.
Хотя был шанс, что отец Глеб попросту двуличен, и эту его черту нелегко раскрыть.
Ева поняла, что ее положение немногим лучше, чем в банде, Иван наверняка здоров, но его изолировали против воли. Значит, что-то надо делать. Самой действовать вслепую – риск, что в дальнейшем она лишится даже теперешних призрачных шансов. Если они есть.
Пауза затягивалась, и Глеб улыбнулся.
– Ну что же ты, дитя мое? О чем ты хотела попросить?
Могла ли она сделать его своим союзником? Вряд ли. Но она могла узнать хоть что-то, хоть как-то использовать возможности самого Глеба.
– Сегодня ночью ребенок так сильно толкался… – она замолчала, будто подбирая слово.
– Хорошо, дитя мое. Это очень хорошо.
– Он разволновался, и я… пообещала ему увидеться с папой. Я сама не знаю, как это у меня вырвалось. Так вот… он успокоился, сразу же. Удивительно, правда?
В реальности было немного не так. Ребенок толкался, он все чаще проявлял себя, как будто волновался за мать. И отца. Ева боялась об этом думать. Она была уверена: он понимает ее. Но ничего анализировать она не хотела, даже мысли такой не допускала.
– Да, – согласился Глеб. – Прям знак Божий.
– Что же делать?
Глеб замялся.
– Тебе опасно находиться с Иваном, ты же знаешь.
– Бог не допустит, чтобы с моим ребенком что-то случилось. Тем более из-за его же отца. Этого не может быть, отец Глеб, и вы это знаете.
Глеб покачал головой.
– Тут еще одна причина… Безопасность. Старший прислушивается ко мне, но… оставляет решение за собой. Вот так, дитя мое.
Уже кое-что. Ева поняла, что можно покопать в этом направлении, осторожно, медленно.
– Отец Глеб, но вы же… попытаетесь уговорить его? Это не просто каприз, это… наверняка поможет. Разве нет?
Глеб кивнул.
– Надо поговорить со Старшим. Хотя не могу я ничего обещать, дитя мое.
– Вы можете попросить нашего Ученого, чтобы он как-то это обосновал. Вы как-то сказали, что он к вам прислушивается.
– Да, да, попробую. Я тебя понимаю, дитя мое.
Он ушел, Ева осталась в одиночестве, но это длилось недолго, не больше четверти часа. Она пыталась обдумать, как себя вести, когда появится Старший. То, что он появится, сомнений не было.
Старший пришел с Александром и Ученым. Пухлый и застенчивый, Ученый заменял на станции доктора, Ева несколько раз видела его. Похоже, Ученый, как и отец Глеб, мог стать невольным союзником. Он симпатизировал Еве, он не мог не оценить уникальность ее беременности.
Старший присел рядом, плечом к плечу, и заговорил, не глядя на Еву.
– Уверена, что тебе станет легче, если увидишь Ивана?
– Конечно. Я прошу не ради себя. Я понимаю… мы должны пожить отдельно. Я ни на чем не настаиваю. Но ребенок… как ни странно, он затих, стоило ему пообещать, что я поговорю с его отцом.
Старший молчал. Ева посмотрела на Ученого, тот отвел взгляд. Александр стоял на пороге спиной к ним. На Ученого посмотрел Старший.
– Что скажешь?
– Связь не родившегося ребенка с отцом – об этом знали еще в Прежней Жизни. Но… как отреагирует Ева на то, в каком состоянии Иван?
Ева встала.
– Что с ним?
Старший взял ее за руку, встал рядом.
– Не волнуйся, он жив, с ним все в порядке. Дело в другом.
Пауза. Ева не выдержала:
– В чем же?
Старший переглянулся с Ученым. Ева была уверена: прежде чем зайти к ней, они обсудили предстоящий разговор. Господи, что же с Иваном?
– Он слишком вял, как только его будят. На лице появляется сыпь, как после работы на сое. А во сне эти симптомы проходят. Сейчас он много спит, – Ученый замялся, как будто не зная, что еще сказать. – Во сне его организм борется. Мы его будим лишь для страховки, чтобы он… не приведи Господи… И чтоб покормить, осмотреть.
Ученый замялся, и за него продолжил Старший:
– Когда его будят, он почему-то заторможен, не в себе. Наш доктор пытается выяснить причины, но… как мы решили, ему нужно спать и спать. Не беспокойся. Ему все лучше, просто процесс какой-то медленный.
Ева суматошно размышляла. Настаивать, чтобы Иван бодрствовал при встрече? Или она лишь насторожит Старшего, при этом ничего не добившись? Разве ей позволят свободно поговорить с Иваном? Не лучше ли добиться для начала хотя бы возможности увидеть его спящим? Она должна усыпить их бдительность, пусть это будет первым шагом, с которого все и начнется.