Выжившие хотят спать

Снова молчание. Ева покосилась на Старшего. Он смотрел в пол, в одну точку, словно задумавшись. Ева осознала, что не верит ему. Возможно, Иван еще болен, но почему держат взаперти Еву? Почему от нее отселили Анну и Грэга? Причина, что они тоже работают на сое, казалась надуманной. Это не просто настораживало, это пугало.

– Скажите, – она уже не могла молчать, в молчании чудилась угроза. – Кто-нибудь выходит наверх? Как там сейчас?

– Выходит только отец Глеб – он молится за тех, кто в пути, кто еще не пришел к нам, но обязательно придет. Ну, и пара охранников. Чтобы уберечь отца Глеба от неприятностей.

– Так хочется посмотреть на небо… На солнце.

– Увы. Идет дождь. Он начался еще до того, как пришли вы. Солнце, к сожалению, не увидеть.

Ева больше не знала, о чем говорить, она была уверена, что Старший вернется к вопросу о втором ребенке, но он снова ее удивил. Он опустил голову, а голос звучал сдавленно – воспоминания причинили ему боль.

– У меня ведь была семья. В Прежней Жизни. Мне знакомо, что это такое: беременность жены, рождение ребенка, планы, желание, чтобы после сына родилась дочь и так далее, – он помолчал, и Еве показалось, что он приложил усилие, чтобы голос звучал нормально. – Иногда так хочется… все вернуть. Иногда… мне кажется, я не выдержу… что теперь их нет рядом. Просто свихнусь… от боли…

Ева покосилась на него. Он резко встал, словно отряхивая с себя наваждение, взгляд показался прежним.

– Извини, распустил слюни. Уверен, и тебе больно вспоминать. Мы должны отбросить прошлое. Если хотим выжить.

Он вышел.

Иван привстал, вскинул палку, ударил по тому месту, где мгновение назад сидела крыса. Попасть по ней не получилось, но это было необязательно. Главное – он прогнал тварь.

В стороне послышались еще два глухих удара. Его собратья по несчастью отгоняли собратьев крысы.

Пик крысиных попыток приблизиться и жрать сою еще не наступил, а Иван чувствовал, что скоро не поднимет палку. Сколько до окончания «смены»? Он даже представить не мог. Восприятие времени давно притупилось, час мог казаться минутой, а минута растянуться в целые сутки.

Кто вообще придумал это издевательство под названием «защитим наши посевы от врагов рода человеческого»? Старший? Ученый? И зачем? Крыс не смогли бы отогнать с десяток обдолбанных «болванкой» рабов. Когда напор оказывался серьезным, в дело вступали охранники, используя не только электрические разряды, но и огнемет. И твари – дьявол их раздери, умишком они людям не уступали – принимали эту игру. Они будто знали, что скромные одиночные вылазки позволяют перехватить хоть что-то, тогда как атака по-настоящему вызовет ответную волну огня и электричества. От палки можно увернуться, от огня – нет.

Иван пришел к выводу, что некоторых типов – вроде самого Ивана – опасных для Старшего и его власти было жаль убивать: все-таки новые люди нечасто прибывали на станцию. В то же время их можно использовать. Оборачивать сою пленкой и мазать опасным веществом – тоже работа, на нее нужны люди. Здесь все совпадало. Потенциальные бунтари при деле, но уже не опасны. Для остальных, кто возвращается в собственное жилье, всегда есть пример, позволяющий ежедневно делать правильный выбор.

Иван сфокусировал взгляд на тьме уходящего прочь тоннеля. Оттуда приходили крысы. Там не было охранников. Единственный свободный от людей Старшего проход. Если иметь при себе огнемет? Можно ли пройти до следующей станции и уцелеть?

В этом варианте было два громадных минуса. Добыть огнемет немыслимо – хотя бы один охранник, находясь на расстоянии, недоступный, всегда следил за рабами. Он никого не подпустит. Даже при удачной попытке добыть оружие Иван не мог уйти один. Он должен бежать еще с кем-то, но это уменьшало и без того призрачные шансы, не считая, что договориться с кем-то из-за постоянного воздействия «болванки» было невозможно. И последняя неодолимая проблема: Иван не мог уйти без Евы – это не имело смыла. Однако вернуться на станцию, найти ее и уйти вместе? Казалось, легче было прорыть руками вертикальный тоннель.

Ивану хотелось разрыдаться, такая навалилась безысходность. Он поразился силе своих чувств. Сознание прояснялось, но оно еще не было достаточно «чистым», похоже, с момента появления на этом «поле» сознание таким уже не становилось. Это напоминало конец всему: надеждам, планам, попыткам освободиться, конец жизни. Конец вероятности того, что он увидит Еву, увидит, обнимет и поцелует.

Окрик вернул его к действительности. Кажется, он совершил ошибку. Его внимание, поведение, движения – все это подсказало охранникам, что он «чист», и ему пора вколоть очередную порцию.

– Этот! Видишь, оживает, сволота. Угости его порцией мороженого.

Смех. Приближающиеся шаги. Его вычислили, и впредь он постарается, чтобы его больше не выделяли из группы. Он должен выдержать! Все!

– На землю! Лицом вниз! Шевелись, придурок!

Ивану хотелось ударить палкой по земле, хотя бы как-то выплеснуть злобу и отчаяние. Он сдержался. Не поддавайся эмоциям! Покройся коркой внутри, тогда выживешь! Только так!