Выжившие хотят спать

Глаза скосились в сторону, и он увидел, как перед стариком прыгает через скакалку маленький мальчик, лет пять-шесть, не больше. Он находился к Ивану боком, голову повернул к старику, и лицо его было не рассмотреть. А старик… старик поверх плеча мальчика смотрел на Ивана. И не улыбался. Быть может поэтому, увидев, как у него шевелятся губы, Иван услышал его слова. Он не прочитал слова по губам, именно услышал, но для этого нужно было видеть! Некогда было – да и не было сил – выяснять, как такое возможно. Иван просто принял на себя слова, как принимают на себя посланный через все поле мяч. Принял, чтобы с небольшой задержкой – опять Иван-актер в действии – осознать смысл.

– Ляг, поспи…

Иван ничего не ответил – просто не мог. Он не улыбнулся, не покачал головой, лишь сделал еще один шаг, и этим выразил свое несогласие.

Он смотрел перед собой на дорогу. Он опустил голову, но каким-то непостижимым образом все равно увидел, что старик нахмурился. Причем это было не просто недовольство, старик испугался за него, старик переживал! Перед глазами уже появились красные точки, а Иван понял, что раньше уже где-то видел этого старика и мальчика тоже. Видел! Где? Когда? Это не имело значения, а могло иметь.

И снова старик:

– Ляг… не сопротивляйся…

Иван встал, как будто слова породили невидимое препятствие. Захотелось плакать, рыдать. Проиграл? Иван почувствовал, как внутри восстает звериная сущность. Невероятно, но он ощутил небольшой всплеск энергии. Галлюцинация? Или второе дыхание?

Невидимый младенец заплакал громче – капризный, требовательный звук, но теперь в его плаче угадывалась какая-то мелодия. Колыбельная? Мальчишка перед стариком все прыгал через скакалку.

– Посмотри! – это был старик.

Иван приподнял голову, исподлобья глянул вперед.

Бурлящий – без единого звука, только визуально – вал воды, грязный, с бахромой пены, приближался к нему, поглощая все, что встречалось на пути. Дома и деревья просто исчезали за его серой, с белой оторочкой плотью.

Возникло спонтанное желание – бежать навстречу и принять последний бой. За дорого продать свою жизнь этой адской действительности. Иван не сделал этого. Казалось, чья-то мягкая рука легла ему на плечо, и, вконец обессиливший, выдохшийся, он опустился на землю, свернувшись калачиком. Он заснул прежде, чем руки по инерции прижались к телу.

Вокруг было пусто. Лишь полуразрушенные дома невидяще смотрели перед собой пустыми проемами окон.

Анна рыдала, Грэг стонал. Она рыдала так, как могла бы убиваться, останься она в одиночестве. Это был шок – смесь эмоций, порожденных расставанием с Евой, с тем, как случилось расставание, с осознанием того, что теперь они с Грэгом вдвоем, что теперь они – не группа, но главное – в нее вцепились последствия ее удара Грэгу по голове.

Она сделала ему больно, она рисковала его покалечить, даже убить. Человека, вокруг которого вращался весь ее мир! Она рыдала и не могла к нему подойти. Не из страха. Ее не пускал стыд, как если бы она избила маленького ребенка, а теперь понимала, что вообще не имеет права к нему прикоснуться. Однако кроме нее никого рядом не было, и Грэгу нужно помочь.

Он больше не пытался встать, похоже, боль не пускала его. Он лег на бок, изредка открывая и закрывая глаза. Кое-как успокоившись, Анна приблизилась, опустилась на колени. Она заметила кровь, протянула руку к его голове, но Грэг вскрикнул, отшатываясь.

– Сейчас! – она метнулась к рюкзакам, достала флягу с водой, платок.

Когда она поднесла флягу к его рту, Грэг отмахнулся, едва не выбив флягу из ее рук.

– Драная кошка! Что ты сделала?!

– Прости, я…

– Я убью тебя!!! Убью!!!

Анна поморщилась, его ненависть вынудила ее отступить. Она колебалась, не зная, как быть. Она не была медиком, в теперешних условиях она мало что могла сделать, но нужно хотя бы убедиться, что кровь не идет, смыть ее, приложить к ране материю. Тем не менее, Анна ничего не предпринимала. Насколько она изучила Грэга, ему нужно выпустить злобу. Он не мог быстро примириться с тем, как она с ним поступила, и Анна решила, что нужно терпение.

Они с Грэгом не выживут друг без друга! Она нужна ему точно так же, как он ей. От этой мысли ей стало чуть-чуть легче. Она опустилась перед ним на корточки.

– Попей. Пожалуйста. Пару глотков.

Грэг хотел что-то выкрикнуть, но пересохшее горло оказалось сильней. Он приложился к фляге.

– Я посмотрю голову, – прошептала Анна. – Надо смыть кровь…

Она привстала, осмотрела его голову.

– Я убью тебя… – он сказал это по инерции, в словах не было силы, и слова перешли в стон.

Она намочила платок, осторожно стерла кровь, снова намочила ткань, приложила к ободранной коже черепа. Визуально серьезного повреждения не было, доска лишь содрала кожу, но кто знает, не случилось ли сотрясение? Она стояла над сидящим Грэгом, держа руку прижатой к его голове. Казалось, она передает ему тепло своих чувств, компенсируя отсутствие бинта, йода, обезболивающего. Он пробормотал что-то еще, жалкие остатки злобы, но тихо и неразборчиво. Она погладила его по плечу.