Выживший во тьме

Понятно стало и другое. Обойди его хоть вдоль и поперек, людей нет. Мог ли я не встретить таких вот скитающихся, пусть даже в условиях скудной видимости, при отсутствии мало-мальски различимых дорог, прячущихся от непогоды и самих себя? Пусть слегка одичавших, потерявших нормальный вид… Кажется, я действительно остался один. Совсем… И все же я не хотел успокаиваться. Признать себя последним из живых – для этого требуется гораздо больше смелости, чем когда ты все время встречаешь мертвых. (Впрочем, трупы уже практически не попадались – их занесло пеплом, заилило грязью и перемешало с обломками зданий.)

Разведка уводила меня все дальше и дальше. Прошло еще два дня после того, как я наткнулся на озеро Гейзера, когда глаз уловил знакомый пейзаж. Я уже был здесь когда-то – память сразу подсказала невероятную картину чудовищного обрыва. Я захотел еще раз увидеть его и стал протискиваться сквозь каменные глыбы, оставшиеся от какого-то многоэтажного здания. Хоть и сложенное из кирпича, оно, как и все подобные, не устояло, а рассыпалось вдребезги, и теперь его останки возвышались над округой грудой метров на восемь в высоту и не менее пятидесяти в окружности. Это условно можно было назвать холмом. Такие «холмы» могли быть наглухо забиты землей, а могли иметь сквозные проходы. Но и те дыры и отверстия, которые еще оставались, становились в скором времени недоступны. Их заносило землей – или тем, что носилось в воздухе и оседало вниз. Город постепенно, медленно и верно, становился похож на бесконечную цепь больших и малых барханов. От настоящей пустыни его отличало лишь то, что песок, устилая его ковром, быстро твердел и схватывался коркой. Его не сносило ветром и не сдувало с вершин.

Я стоял у самого края. Страх никуда не делся – я хватался за выступавшую над провалом плиту. Она могла упасть, как и многое, что уже отправилось в бездну. Но пока ее зарытый в землю конец держался надежно. Здесь тоже многое изменилось. Почти все, что находилось у кромки обрыва, рухнуло. Край стал более наклонным и изъеденным широкими рваными язвами от уже упавших в пропасть пластов. Не хватало лишь хорошего ливня, чтобы почти все, что еще держалось, последовало вслед за кромкой. Мягкие породы – глина и песок, – вымытые водой и не выдерживавшие тяжести руин, сползали в пропасть. И я видел, что внизу теперь возвышались такие же холмы, какие встречались повсюду. Дно провала несколько приблизилось, а кромка отвесной стены, наоборот, опустилась вниз. Но и сейчас расстояние, отделявшее меня от нижнего мира, производило впечатление: оно было как три-четыре высотных дома, поставленных один на другой. Подо мной уже находились твердые породы – я не мог определить какие, потому что не был силен в геологии. Но то, что это камень, а не глина, уже различал.

Мне повезло: погода улучшилась настолько, что серые тучи, висевшие над головой, словно чуть приподнялись. Я мог рассмотреть остатки города вдали более отчетливо, чем в тот раз, когда попал сюда впервые. Были даже заметны далекие большие озера; по размерам они очень походили на настоящие, а не образовавшиеся в результате землетрясения, – но может быть, эта вода попала туда из подземных пустот и провалившейся в никуда реки. Возвышались остовы зданий… Все напоминало ту же самую картину, что наверху.

Очень далеко на западе город, как бы продолжавшийся в провале, одним краем упирался в темную полосу, сильно похожую на лес. Скорее всего, это и был лес – только расстояние не давало возможности различить отдельные деревья. И наверняка ураганный ветер, пронесшийся везде, повалил множество из них, образовав сплошные буреломы. Внизу тоже не виднелось снега. Но, возможно, я его просто не видел – слишком далеко и очень блекло… Скорее всего, там, внизу, температура поверхности мало отличалась от здешней – если на том плато, где я находился, встречались замерзшие лужи, а порой и настоящий лед, почему ему не образоваться там? Хотя утверждать с полной уверенностью я не решился – слишком далеко и высоко.

Тем не менее я высмотрел даже хвост самолета, рухнувшего с поднебесья на землю. Он почти полностью ушел в нее – скорее всего, попал как раз в момент, когда она разверзлась. Я вспомнил, как мелькали крохотные фигурки – точки в огненном небе… Очень возможно, что таких лайнеров там много. Город, в прошлом окруженный пятью крупными аэропортами, должен был принимать и отправлять сотни самолетов. Кто теперь скажет, сколько их нашло свой конец в этом месиве?

Я осматривал провал очень внимательно – искал место, где спуск был бы более пологим и ближе к поверхности города, лежавшего внизу. Я еще не знал, нужно ли мне это, но смутно предчувствовал, что рано или поздно рискну спуститься туда и продолжу поиски на дне этой невозможно глубокой ямы. Хотя вряд ли это можно назвать ямой… Даже сейчас, не видя краев этой бездны, я понимал: громаднейшее пространство просто ушло вниз, как будто было обрезано от оставшейся территории, – либо, наоборот, та взметнулась ввысь…