Выживший во тьме

Жуткое озеро на какое-то время отбило у меня желание бродить по руинам. Зрелище, увиденное в нем, предназначалось не для слабонервных. Хоть я и не считал себя таковым, но вмороженные тела вставали перед глазами, и я долго не мог успокоиться, меряя шагами склад, в который вернулся после путешествия. На стеллажах возвышались коробки с лекарствами, но от тоски они помочь не могли. Кто-нибудь другой мог бы заглушить все алкоголем, но мне полнейшее отсутствие тяги к спиртному не давало такой возможности. Созерцая блики огня от очага, я напряженно пытался представить очертания города, чтобы следующая разведка не оказалась бесцельным блужданием по развалинам. Если и искать кого-то – то надо хоть знать где… Идея, посетившая меня, могла прийти в голову еще многим – и подобный подвал должен стать убежищем для других. Но в том-то и дело, что такая удача, видимо, оказалась далеко не рядовым явлением. Сметенные дома образовывали непреодолимые завалы, сквозь толщу которых невозможно было проникнуть ни в какой подвал. И не всякий подвал мог уцелеть при таком чудовищном сотрясении почвы, какой происходил в день Катаклизма…

Метания по убежищу, больше напоминавшие движения раздраженного тигра в клетке, приводили к тому, что я вновь собирался – и покидал подвал, стремясь исследовать город во всех направлениях.

Недалеко от холма я обнаружил свежий ручей – а я точно помнил, что его не было, когда я уходил в первый раз. Вода, вытекавшая откуда-то из-под земли, оказалась вполне пригодной для питья. Я оградил ручей камнями и сделал над ним навес – от продолжавшего падать пепла и песка. Для этого подошла брезентовая накидка для автомобиля – она сохранилась потому, что сразу попала в воду. Я бы не смог ее обнаружить специально, но один из толчков выбил землю из-под ног – и я, падая и стараясь за что-нибудь зацепиться, ухватился руками именно за край ткани. Поняв, что это такое, потратил немало времени, чтобы вытащить брезент из лужи, так как его порядком завалило грязью. Было ясно: если пепел и песок будут опускаться на землю такими же темпами, то примерно через полгода от города не останется даже следов. (Впрочем, мне показалось, что они начали сыпаться несколько реже.)

Чтобы упорядочить поиски, требовалась карта. Хоть я и запоминал места, где проходил, – со временем какие-нибудь мелочи могли забыться. У меня не нашлось бумаги и карандашей, зато имелись относительно ровные, побеленные стены подвала. Уголек из очага оставлял на них прекрасно различимые следы, и я принялся наносить на стену тоненькие штрихи. Разумеется, центром рисунка стал мой холм и все, что находилось поблизости. Восточная сторона, куда я отправился в первый раз, стала приобретать какие-то формы (хотя и там оставалось много белых – на самом деле белых – пятен). Я нарисовал озеро, каменную пустыню, по которой не рискнул идти, пометил несколько особенно запомнившихся холмов. Теперь я мог даже через большой промежуток времени опять направиться в этот район – и уже точно знать, где нужно идти, чтобы не заплутать среди подъемов и спусков каменных россыпей.

Пока отдыхал от походов, привел в порядок освещение. Свечей осталось немного, и я предпочитал пользоваться плошками, в которых горело масло. Масла должно хватить надолго, а ткани, из которой я нарезал лоскуты и укладывал в плошки взамен фитиля, – на годы. Разумеется, они мало напоминали керосиновые лампы, не дававшие столько чада, но другого света у меня не имелось. Я только добавил к уже имеющимся плошкам еще несколько, чтобы не ходить с одной по всем закоулкам склада. А там, где я жил, свет обеспечивал очаг.

В следующий раз я направился на север. Идти стало несравнимо тяжелее. Здесь встречалось гораздо больше трещин в земле, скрытых разломов и предательских ям. Приходилось проверять все опасные места древком копья – и лишь потом делать следующий шаг. Что заставляло идти? Я не мог, не хотел даже допустить мысли, что остался один… Но одной встречи я не хотел. Память очень отчетливо удерживала сцену с изъеденными крысами людьми и тот единственный почти неповрежденный труп, который не мог называться человеческим. Сколько я ни вспоминал этой случай, но так и не мог прийти ни к какому выводу. Что это

было? И… кто это был?

На смену морозам пришла оттепель. Она проявлялась не в таянии снега – он просто отсутствовал. И не в капании сосулек – их тоже не было. Нет, это ощущалось по более теплому ветру, вдруг прекратившему ледяные наскоки. На этот раз он дул с юго-запада, в отличие от другого, несущего стылость и дожди, – северного. Он слегка подталкивал меня в спину, и я, обрадованный такой сменой погоды, уверенно пробирался сквозь руины вперед. Этот ветер подсушивал многочисленные лужи, ходьба по которым доставляла столько неудобств. Моя обувь больше годилась для снега, чем для влажной поверхности.