Взаперти

– Это яд особого типа, – сказал он. – Не получишь противоядие в течение шести часов – умрёшь.

Она посмотрела на него равнодушно, но даже в том, лишённом надежды взгляде он всё же заметил затаившийся страх.

Ага, понял он, не хочешь? Никто не хочет умирать.

– Но ты же не врёшь мне, правда? – улыбался Полянский. – Тогда тебе не о чем волноваться.

Они прошли по широкому холлу, изображая семейную пару, по крайней мере, ему так казалось, что они неплохо смотрелись вдвоём. Кому он врал, на ней не было и лица.

– Вы к кому? – окликнула их консьержка за стойкой.

– Нам в пятьдесят вторую квартиру, – сказала Хосефа.

– Да, – улыбнулся Полянский.

– У вас есть ключи, мисс? – спросили её.

– Конечно. – Хосефа вырвалась из цепких рук Михаэля и пошла быстрым шагом к консьержке.

И Полянский вдруг вспомнил, что не спросил про ключи. И правда, ведь ничего с собой она не взяла, должно быть, и ключи на ресепшене.

Он так и остался стоять посреди зеркального холла. Как-то долго она там была, каким-то напряжённым казался взгляд этой консьержки…

– Всё в порядке, милая? – окликнул её Михаэль.

– Вызови пока лифт, – обернулась Хосефа.

Эта девчонка что-то задумала, понял он.

Полянский замешкался.

– Нужно нажать на кнопку, – улыбнулась ему консьержка.

Как-то странно она улыбалась…

Охранник смотрел на обоих.

– Да, конечно, – сказал Полянский и пошёл вызывать.

Не успел он дойти до лифта и нажать на зелёную кнопку, как услышал звук торопливых шагов. К нему подходил охранник.

– Пожалуйста, сэр, пройдёмте со мной, – сказал мужчина в костюме.

– Что такое? – не понял Полянский.

Охранник подошёл ближе и схватил Михаэля за локоть.

– Девушка сказала, вы угрожаете ей. Мы уже нажали на тревожную кнопку. Полиция скоро будет.

Из лифта вышли двое.

– Что за чушь! – дёрнулся Михаэль.

Пара из лифта встревоженно обернулась.

– Пожалуйста, не пугайте людей, – прошипел охранник сквозь зубы.

Михаэль выдернул руку из цепкой хватки мужчины и обернулся – Хосефа вышла из холла, прошла через стеклянные двери, сбежала по лестнице и скрылась из виду, а он всё не мог отделаться от этого идиота, что опять норовил схватить его за рукав.

24

Хосефа

Шум за дверью вагона стих. Хосефа прислушивалась к нему, пока была в полудрёме, будто кто-то стоял там, снаружи, и выжидал. Последние сутки она не могла открыть глаза. Ей казалось, на неё сбросили небо со всеми его грехами и придавили им.

Кто-то ходил там, за дверью, кто-то караулил её.

Единственное, что было странным – что она уже не лежала у стенки, теперь она была будто по центру. Кто-то передвинул кровать, и она стала вроде как больше. В купе пахло лавандой и французскими духами. А ещё розами, кустовыми, точно такими же, что росли возле их дома. Она ненавидела этот запах. Он доносился до спальни, переплетался с его духами, с омерзением, с чувством стыда. Её поглощал этот стыд каждый раз, когда это случалось. В какой-то момент ей даже казалось, что тело её мертво и она никак не связана с ним. Плоть есть плоть, отдельная, грязная, не её, она есть она, отдельная от всей этой грязи и плоти. Так было легче, но ненадолго. У любого обмана есть голос, и голос тот – правда. Он кричал этой правдой и кровоточил, не позволяя забыть.

За дверью опять скреблись. Переступали с ноги на ногу, будто выжидая чего-то.

У Хосефы потемнело в глазах. Она отдёрнула руку – резкая боль в запястье прошлась по спине, отдалась в позвоночник, застряв между лопаток. Хосефа была прикована к кровати без возможности пошевелиться. Её ноги затянуты кожаными ремнями, руки связаны колючей верёвкой, её тело, бьющееся в истерике, уже ослабло от бесполезной борьбы. Ей не уйти, всё повторится снова. Как всегда оно повторялось последние пару лет.

Дверь открылась, впустив за собою лишь темень. В полумраке – мужской силуэт.

Хосефа закрыла глаза. Всё это было неправдой, всё это не сейчас и не с ней. Его уже нет, его никогда с ней не будет! Она убила его! Убила этот кошмар, убила себя вместе с ним, взяв с собой страшный грех.

Силуэт склонился над ней.

Его духи и дыхание, его запах и грубость.

– Не узнаёшь? – спросил он и впился в неё губами.

Он придавил её всем своим телом, как всегда это делал. Она делала вид, что не чувствует ничего.

– Работала ты сегодня отвратно, – продолжил ненавистный голос, – разбила две чашки, испортила платье жены. Если бы не я, тебя бы давно выкинули отсюда. Скажу по правде, ты ей не нравишься, детка. Но мне плевать. Главное, ты нравишься мне, – рассмеялся её хозяин и расстегнул штаны.

Он впился в неё своим ртом, она вцепилась в его губы зубами, как собака в мясистую мякоть, и надкусила до солёной крови. Он закричал, отшатнулся и с размаху ударил её по лицу.

В ушах зазвенело. Звуки пропали, сознание тоже. Она проваливалась в беспамятство, в кромешную, страшную темень и так и падала вниз, ничего не чувствуя больше, кроме стыда.

Хосефа открыла глаза.

Запах роз уже растворился, как и запах его духов.

Она всё в том же вагоне. Всё в том же кошмаре, но этот кошмар был не так страшен, как реальная жизнь.