Взбаламученное море

В это время молоденький чиновник подал Евпраксии записку. Она как прочитала ее, так и опустил руки. Это писал Сабакеев:

"Не дожидайтесь меня. Я арестован!"

Евпраксия пошла.

Она беспрестанно оступалась и, кажется, совсем не видела, куда идет. Бакланов принужден был поддерживать ее.

Они прошли на пароход. Там капитан что-то торопливо бегал по палубе и отдавал приказания.

- Скоро мы поедем? - спросил его Бакланов.

- Надо скорее... Петербург горит... - отвечал ему тот.

- Как Петербург? - повторил Бакланов.

В ответ на это пассажиры указали ему на видневшееся облако дыму, окрашенное во многих местах красноватым цветом пламени.

- Евпраксия, Петербург горит! - не утерпел и сказал жене Бакланов.

- Господи, дети мои! - воскликнула та.

Бакланов понял, что сделал глупость.

- Где именно горит-то? - обертывался он и спрашивал всех.

- Апраксин двор, говорят, - отвечали ему.

- Апраксин двор, он далеко, - утешал было он жену.

- Два шага всего тут... - произнесла та и начала беспрестанно подходить к капитану и спрашивать: - скоро мы приедем, скоро?

- Самым полным ходом идем, - отвечал тот.

Пройди еще с час времени, и Евпраксия или бы с ума сошла, или бы у ней лопнуло сердце.

У пристани едва бросили трап, как она проскользнула по нему и побежала по Английской набережной, по площади, по Невскому.

Народ толпами валил по тротуару, перекликался, перебранивался. Неслись пожарные; на думе был выкинут красный флаг.

Чтобы избежать давки, Евпраксия повернула на Екатерининский канал.

Бакланов едва успевал следовать за ней.

В переулке их остановила целая куча народа.

- Ваше благородие... ваше благородие! - закричал из толпы голос к Бакланову.

- Что такое тут? - спросил тот.

Толпа напирала на двух каких-то господ, из которых одного огромного мужика несколько человек держали за руки; а другой, совершенный старичишка, дрожащею и слабою рукою повертывал ему галстук, с видимою целью удавить его.

- Кто тебя научал?.. Кто?.. - говорил он.

- Что такое? - повторил еще раз Бакланов.

- Поджигатель... У старичка дом-то поджигал, - отвечал кто-то ему.

- Кто научил? - повторял, уже покраснев от бешенства, старичишка.

- Поляки, ваше благородие, Матерь Божия! - пробормотал мужик.

- О-го-го-го! - заголосила толпа и повалила в сторону от Бакланова.

- Го-го-го-го! - слышалось ему еще несколько раз.

- А супружницу-то его швырнули в огонь, - объяснил ему проходивший мимо молодой мещанин.

Остановленный всею этой сценой, Бакланов едва догнал Евпраксию.

- Дай мне руку! - сказал он.

- На! - отвечала та, как помешанная, и все шла вперед.

Бакланов между тем припоминал черты мужика: не оставалось никакого сомнения, что это был Михайла, кучер Басардиных, а супружница его, вероятно, Иродиада.

На Садовой, перед банком, толпа снова остановила их.

Раздались какие-то клики, и вдали мелькал белый султан

Бакланов сам невольно приостановился. Это шел государь.

- Батюшка наш... батюшка!.. - стонали и охали женщины.

- Ваше Императорское Величество, - повторяли мужики.

У чиновников некоторых головы дрожали.

Бакланов почувствовал, что и у него невольно навернулись слезы.

Евпраксия продолжала сама расталкивать народ, и им удалось наконец снова выбраться на Невский.

- Вези в Графский переулок! - сказала она, проворно садясь на первого извозчика.

Бакланов поспешил сесть с нею.

- Кто это такие поджигают? - спросил он у извозчика.

- Да кто их знает, батюшка!.. Этта вот тоже я ехал... так молодой баринок... как вот их?.. на Васильевском острову еще ученье-то им идет...

- Да, знаю! - подхватил Бакланов.

- Так как тоже от народу-то бежал, схватить было его хотели.

Бакланов невольно при этом припомнил, как он всегда спорил с молодыми людьми и уверял их, что они народа не знают. Они думали, что народ с ними, а он заподозрил их в первом скверном преступлении.

- А болтают тоже, и поляк этот жжет, - продолжал разговорчивый извозчик.

- Очень может быть!

- Болтают так... сказывают, - подтвердил извозчик.

Перед одним домом Евпраксия остановила извозчика и проворно пошла по лестнице.

Бакланов последовал за ней.

Она дернула за звонок.

Отворили, и в зале стояли Валерьян и Митя уже в курточках, а Петя еще в рубашечке. Она сразу всех их и обняла и прижала к груди.

Бакланова дети не узнали, и только один Валерьян сказал наконец:

- Ах, это папаша!

В дверях гостиной стояла старуха Сабакеева.

Бакланов едва имел духу подойти к ней к руке.

- Что, батюшка, отыскали наконец! - произнесла она голосом, исполненным презрения: - а где Валерьян? - прибавила она.

Бакланов молчал и смотрел на жену.

- Валерьян арестован! - отвечала та.

Старуха несколько времени смотрела на дочь, а Евпраксия на нее.

- Этого надобно было почти ожидать! - пояснила она матери.

- Да! - произнесла старуха, и обе потом, не сказав ни слова больше, разошлись по своим комнатам.

Как ни велик был у обеих нравственный закал, но на этот раз однако, видно, не хватило его!

21.

Через полгода.