Взрослые дочери матерей-нарциссов. Освободиться от ядовитого влияния и жить своей жизнью

Конечно, это непросто. Существуют ритуалы и традиции для траурных событий. У католиков – поминки. У иудеев – шива. Жители в странах Запада носят темное в знак траура, а во многих государствах Азии традиционный цвет одежды на похоронах – белый. Соблюдение ритуалов помогает человеку принять смерть, почувствовать ее реальность, проститься с умершим, получить поддержку и осознать, как строить жизнь после утраты (Уолфелт, 2016).

Тем не менее вы можете испытывать страдания и без совершения ритуалов в жизни. Существует такое понятие, как «неоднозначная потеря». Этот термин был впервые использован психологом Полиной Босс (2002) для определения случаев, когда «человек физически присутствует, но психологически отсутствует». Бывает, что члены семьи «озабочены постоянными думами о пропавшем человеке даже по прошествии многих лет» (Босс, 2002). Это неоднозначная потеря исключительно психологического характера, ведь событие в физическом смысле не происходило. Жива ваша мать или нет, горе и страдания присутствуют в вашей душе. Несмотря на то что церемония не была проведена и вы не получали соболезнований, а у двери вашего дома не оставляли съестное. Как вы оплакиваете потерю матери, которая присутствует и отсутствует одновременно?

Когда Джун пришла на сеанс терапии, ей было семьдесят два. Причина была в тревожности: она часто просыпалась ночью и не могла заснуть. Ее мать Флоренс умерла несколько десятилетий назад. Джун жила одна, лишних денег у нее не было, но все же пенсия позволяла чувствовать себя комфортно в финансовом плане. Дом, в котором выросла Джун, Флоренс завещала ее брату на том основании, что «он женат и нуждается в нем больше, чем она». Решение матери потрясло и оставило в душе обиду.

– Я выбросила это из головы и даже не вспоминала, – признается Джун. – Точнее, я думала, что смогла. С племянником и племянницей у меня всегда были хорошие отношения, в отличие от брата и его жены. – Она замолкает, глаза увлажняются от слез. – Не знаю, почему сейчас я так расстроена. Они продают дом и переезжают во Флориду. Они даже не спросили меня, что я думаю по поводу продажи, не хочу ли что-то предложить.

Во время сеансов терапии Джун приподняла завесу, скрывавшую болезненные чувства, которые она тщательно прятала всю жизнь.

– В семье я всегда была на вторых ролях. Для мамы существовал только мой брат. Я помогала по дому, хорошо училась, но этого никто не замечал. Я никогда не чувствовала, что меня любят, что я что-то для нее значу.

Джун страдала из-за отношений с матерью и того, как они повлияли на нее и ее чувства в настоящем. Дом вновь переходил от владельца к владельцу, а у нее опять не было права голоса.

Джун горевала не по одному поводу, как полагала до начала терапии. Она страдала из-за того, что у нее никогда не было нормальных отношений с матерью; из-за желания быть любимой и дорогой для кого-то; из-за того, что не смогла справиться с низкой самооценкой, когда стала одинокой работающей женщиной. И наконец, она очень страдала и оплакивала потерю семейного дома, а также то, что брат не подумал о ее чувствах, словно она «человек второго сорта».