Взрослые истории. Перестать страдать и начать жить

– Да, это теперь так называется, – разрушает все иллюзии Алиса.

– Странно. Ты могла бы посвятить свою жизнь чему-нибудь другому.

– Как это?

– Ты всё равно не поймёшь…

Конечно, Полина пришла не для того, чтобы обсудить мамину деятельность. Сейчас мы увидим блестящую сцену манипулятивной атаки, стратегически выверенной и достигающей успеха на всех направлениях.

Итак, Полина меняет тему и с улыбкой говорит:

– Можно я закурю?

Этот вопрос – формальность. Полина знает, что мать не откажет, даже если курение в лаборатории запрещено всеми инструкциями. Это первый шаг, сразу устанавливающий главенство Полины в этом разговоре.

– Кури…, – откликается мать. Ей это не нравится, но возражать она не смеет.

– Если бы ты понимала про жизнь, то ты бы десять лет тому назад отдала меня в английскую школу. («Ты ничего не понимаешь и испортила мою жизнь своей глупостью. Ты виновата».)

– Но ты же сама хотела танцевать, Полиночка.

Более нелепого ответа невозможно и придумать! Нужно ли доказывать, что шестилетний ребёнок не способен принять взвешенное, продуманное решение, предусмотрев его последствия? Принятие таких решений – прерогатива родителей, их обязанность. Идти на поводу у детских капризов – значит, причинять детям вред, иногда непоправимый.

Представьте, что ребёнок потребует пять килограммов конфет, и родители послушно поставят перед ним ведро со сладостями. Что будет дальше? Будет сильнейшее отравление, ребёнок попадёт в больницу и наверняка заработает на этом парочку хронических заболеваний. И что скажут родители обессиленному малышу, лежащему под капельницами? Что он сам так захотел? Бред! Так что ответ Алисы является ничем иным, как стремлением переложить ответственность с плеч взрослого на плечи ребёнка. Что само по себе довольно жестоко.

Тем не менее, если бы Алиса десять лет назад отправила дочь учить английский, то сейчас услышала бы следующее: «Если бы ты хоть что-то понимала, то отдала бы меня на танцы». Дело не в английском и не в танцах, а в намеренном обесценивании матери и вызывании у неё чувства вины. Так Полина продолжает готовить почву для последующего главного выстрела.

– Ты не понимаешь…, – говорит Полина. – У меня нет ничего реального в жизни. Даже отца реального не было.

Это уже начинается тяжёлая артиллерийская подготовка. При этих словах дочери Алиса плачет, Полина подбегает её обнять:

– Мамочка, что с тобой? Прости, я не хотела!

Именно хотела довести мать до слёз и потом обнимать, чтобы мамаша размякла, а заодно ещё глубже прочувствовала свою вину перед дочерью.

– Я посоветоваться пришла, – продолжает Полина, когда мать немного успокоилась.

Уже теплее.

– Мам, понимаешь, у Владимира всё сложно с работой. Как бы тебе это объяснить… Нам посоветовали пригласить двух – трёх людей, которые бы на него внимание обратили… Ты не могла бы помочь нам, так сказать, материально?

Да, вот оно, главное! Ты дура, мама, ничего не понимаешь, но дай нам денег, потому что мы умные и нам надо денег!

– Вы хотите обед устроить? – спрашивает Алиса. – Пригласим их к нам, напечём пирогов.

– Пирогов?

 – с усмешкой откликается Полина. – Да нет, ты не поняла. Надо что-нибудь серьёзное. В ресторане. И ты с нами пойдёшь. К Володе как раз отец приехал, так ты его там развлекать будешь.

Ты, мама, нам денег дашь, а за это мы тебе почётную роль отведём: придворного шута. Заодно и в ресторане побываешь. Вот как мы умно всё придумали!

– Надо, одним словом, произвести впечатление, – заканчивает Полина.

Произвести впечатление – это Алисе знакомо и вполне понятно. Конечно, она соглашается оплатить это сомнительное мероприятие.

Полный успех Полины! И как тонко проведена вся военная операция! И кстати: Полина намеренно не называет матери, какая именно сумма нужна. Это прозвучит позже.

Могла ли Алиса противостоять дочери? В данном случае – нет. Но вы, мои читатели, вполне можете предотвратить любые попытки манипулировать вами, просто задавая собеседнику вопросы.