Взрыв

Он начал целовать Лейду, и она не сопротивлялась. С Жаком было, конечно, лучше, чем с этим стариком. Если Жак не боится своего начальника, то чего ей-то бояться? Пусть Гровс сам объясняется со своим соперником, но он же спит, спит, ну и пусть себе спит.

Обнявшись, они лежали на ковре рядом с Гровсом. Ей была приятна прохлада, принесенная Жаком со дна залива, а он охотно отогревался рядом с ней, накопившей много солнца.

— Я возьму тебя замуж... Я думаю об этом. Наверное... возьму...

— Послушай... Ну послушай же... На нас смотрит мужчина...

— Уоткинс, чта ли? Пусть смотрит! Мы не нужны ему, а он нам.

— Но он же смотрит!..

— Выйдешь за меня, и сразу уедем отсюда...

— Не болтай... Скажи ему, чтобы ушел...

— Уедем сразу же! У нас будет много денег, будем жить, как захотим...

— Какой ты безрассудный!..

Лейда, улыбаясь, закрыла глаза. Будь что будет. Не так часто ей удается бывать на берегу моря. Зачем же омрачать эти счастливые минуты осторожностью из-за какого-то немого наблюдателя?..

Уоткинс в самом начале прогулки отказался от девиц. Он вообще до них небольшой охотник, а сейчас — тем более. В руках у него были пышное ворсистое полотенце, любимый халат Гровса — алые тюльпаны на лазурном небе, мягкие тапочки с острыми, загнутыми кверху носами. Эти вещи Уоткинс выхватил у шофера сразу, как только подъехали к морю. В бухте Уоткинс первым вылез из воды, чтобы ни Жак, ни Лейда не перехватили нужные Гровсу вещи и не опередили бы в услужливости. О-о, как особенно теперь важно Уоткинсу быть причастным к работе Петракова над солдатом! Успех или неудача — все едино. Ведь ничего не стоит Гровсу в официальном отчете, когда появятся самые первые результаты, назвать и его. Если будет отмечен Уоткинс рядом с Петраковым, то это — победа. Он будет необходим здесь, под куполом, как ученый. В случае термоядерной войны ему дадут место в городке — ведь без него не обойтись. И он будет жить так же, как сильные мира сего. Более того, он будет значительнее этих всесильных — ведь без них можно обойтись, а без него, без крупного в своей области специалиста, никак нельзя. И он останется живым при самой страшной катастрофе, а она ведь разразится на Земле, он все это уже понимает...

Гровс очнулся неожиданно. С моря набежала волна, зеленые камни распороли ее, и брызги холодным дождем окропили Гровса. Он приподнялся на локтях, готовый обругать, послать к чертовой матери всех, кто забавляется по-детски, брызгается. И тут же Лейда кошкой бросилась к Уоткинсу, вырвала у него полотенце.

— Проснулись, радость моя?..

Гровс щурился от яркого солнца, его томила жажда, внутри жгло, но он еще не осмыслил, почему так плохо ему.

Жак налил рюмку коньяку, весело протянул, плеща на ковер:

— Полечитесь, господин Гровс. Можно и из одного сосуда с такой женщиной. Это даже лучше, когда из одного сосуда...

Гровс, напрягая мысль, смотрел на хрустальную рюмку, отливавшую янтарным блеском. «Вот отчего плохо...» Перевел взгляд на Жака:

— Ты чего?.. Отравить вздумал? Или у меня предела нет? — Гровс свирепел, становился с каждым словом жестче. — Ты, вообще-то говоря, зачем здесь? Вон из моей бухты! — прохрипел, уже не глядя на Жака. На глаза попался Уоткинс, бледный, испугавшийся окрика. — А ты чего с красным халатом? Бык, что ли, перед тобой? В гейзеры вас надо! Сваритесь, как рыбы. А то устрою землетрясение. Вулкан еще не потух! Слышите, шипит... К небу вас, к облакам...

Жак распрямился, стиснув зубы, посмотрел на хрусталь в своей руке, на тяжелую с вызывающей этикеткой бутылку. Замахнулся, чтобы швырнуть этот сосуд и бутылку, и уже представил, как сверкнут на солнце осколки, со звоном разлетятся в разные стороны. Выдержал секунду, вздохнул. Потом аккуратно поставил их на край ковра.

Больше около Гровса делать нечего. Развезло-то как шефа. Впрочем, он может вести себя как хочет, он — хозяин. Что бы ни говорил, что бы ни делал, улыбайся только в ответ, признавай, что ты по сравнению с ним — ничтожество, тогда и будешь угоден.

Гровс подозрительно осоловелым взглядом окинул Лейду и Жака.

— Какие-то вы оба... ненормальные, — проскрипел он.

— Жарко, радость моя! Солнце какое!.. Правду я говорю, господин Жак? Очень жарко...

Лейда улыбалась, гладила плечи Гровса ладонями, тараторила, заглядывая ему в глаза, показывая тем самым свою любовь и верность:

— На этом чудесном пляже, господин Гровс, хорошо бы сделать небольшой тент. И столик... Мы бы с вами, господин Гровс, не жарились вот так... Очень жгучее солнце, очень! А под тентом нам с вами было бы еще лучше...

— Распоряжусь, — клонилась на руки Лейды тяжелая голова Гровса.