Your Mistake

– И в самом деле, милорд… – не то, чтобы Слайту было интересно, но он решил сыграть в поддавки, надеясь хоть как-то сгладить впечатление.

– Мне передали записку, – не поднимая головы, сказал Мак-Феникс. – От него. – Краткий обличающий жест в мою сторону. – С просьбой о встрече и с намеком на примирение. Я пришел, но в коридоре на меня напали и подкинули нож. Как я уже сказал: забавно, вы будто знали, где меня искать.

– Нас привел Тим Питерс! – брякнул Слайт, косясь на меня.

– Я не писал тебе! – одновременно с ним воскликнул я.

Лорд криво усмехнулся, скорее мне, чем Слайту, хотя в мою сторону по-прежнему не глядел:

– Да, Джеймс Патерсон, все так. Ты ни о чем не рассказывал, никому не писал, ничего не прятал.

Я покраснел, а он кивнул инспектору:

– При нападении мне попытались вколоть наркотик. – Он резко закатал рукав и ткнул в царапину на локте: – Вот след. Я вырвал шприц и бросил на пол.

– Шприца мы не нашли… – осторожно начал Слайт и посмотрел на меня с возросшим профессиональным интересом.

Курт, наконец, повернулся ко мне и подошел вплотную:

– Врун, трус да еще и трепач. – Он с нежностью провел рукой по моим волосам, точно впитывал последние мгновения нашей близости: – Я говорил тебе, что знаю, кто убийца, а ты не верил.

– Ты ошибаешься, Мак-Феникс! – Я перехватил его руку и прижал к своей щеке.

Курт наклонился к моим губам и легко коснулся их, осторожно раздвигая языком; я ответил, не мог не ответить, совершенно забыв про Слайта, про труп, про свое незавидное с точки зрения закона положение; мы впились друг в друга с сумасшедшей тоской, точно голодные нищие в корку, которую у них отбирали. Потом Курт отстранился и снова погладил мои волосы:

– Мне было приятно играть с тобой, Джеймс Патерсон. Во всех отношениях.

Он улыбнулся и вышел прочь, не прощаясь и не прося дозволения.

Я остался наедине со Слайтом в комнате, залитой кровью, над трупом леди Анны, герцогини Бьоркской.

***

– Слайт, не сходи с ума! Мы все время были вместе, Слайт, с той минуты, как проверили вино герцогини!

Это были мои первые разумные слова.

Смутно помню, как я стоял, вцепившись в руку безмолвного Фрэнка, наблюдавшего за мной с неясным подозрением, и как шептал, нелепо и бессмысленно: «Что я наделал! Что я наделал, Боже!» Я совсем не думал о себе, только о нем, о возлюбленном моем лорде, моем короле, которого я предал, о чьем позоре проболтался во имя благих, но призрачных целей.

– Это конец… – почти всхлипнул я, сделав попытку упасть на стул, но Слайт не позволил; он подхватил меня и практически выставил прочь из комнаты, где каждая пылинка могла оказаться уликой, дотащил до соседней спальни и уронил на кровать.

– Джеймс! – яростно прошептал он. – Очнись! Ты же признаешь сейчас свою вину! Мать твою, все, что ты теперь скажешь, будет использовано против тебя, Джеймс!

Стандартная формулировка помогла мне собраться с силами и взглянуть на ситуацию с иной точки зрения.

Я потерял Мак-Феникса?! Да только что этот мерзавец подставил меня под петлю! Вот зачем я был нужен ему, жалкий козел отпущения, ферзь прикрылся пешкой, и теперь мне предстояло выдержать все тяготы следствия, а то и ответить за чужие грехи! Сволочь!

– Мы все время были вместе, Слайт! – голова моя вдруг прояснилась, и мозг заработал в полную силу. – Мы оба видели герцогиню, вспомни!

Что ж, Курт Мак-Феникс, ты думал, что партия завершена? Как бы ни так! Продолжим наши игры, чертов Стратег!

Но боль жила во мне, то нарастая, то откатываясь тяжелой волной, этот прибой сильно мешал думать, да и не мог я уже думать, даже спасая свою жизнь – не мог, не хотел, рассудок мой сворачивался в кокон, отказываясь воспринимать действительность без Курта Мак-Феникса.

Я даже не сразу осознал, что плачу, Слайта же мои слезы испугали всерьез.

– Джеймс, – потерянно, с выражением искреннего ужаса на лице, прошептал инспектор. – Джеймс, ну что ты, ну прости меня, о Господи, ну я поговорю с ним, он просто не имеет права взять и бросить тебя из-за такой ерунды! Ну же, старина, я ведь просто брякнул, не подумав, решил позлить, вдруг проболтается, урод моральный!

– Фрэнк, бедный наивный Фрэнк, – невесело, сквозь неудержимые слезы улыбнулся я. – Ты все еще на что-то надеешься! Да пойми ты: все, что сказано Стратегом, может быть использовано против него только в мечтах. Потому что любое его слово звучит исключительно в интересах самого Стратега.

– Даже в постели? – опять не удержавшись, буркнул задетый за живое Слайт, и тотчас спохватился, и обнял меня, а меня затрясло в лихорадке, я забился в его руках, завыл в плечо человека, которого считал другом и который лишил меня всего, что давало силы жить.

«Мой обожаемый мальчик! Ты, правда, лучшее из того, что у меня было, есть и будет, ты просто вне конкуренции!»

Господи!!

Я мечтал вырвать себе мозг, в котором не переставая звучали эти слова, жестокая насмешка судьбы, я мотал головой в надежде, что голос Курта просыплется, будто песок, я бы разбил эту чертову голову о стену, но могучий Слайт держал крепко, и я лишь трепыхался в его руках, шепча, как заведенный свое «Что я наделал!»