Your Mistake

Его оправдали. Разумеется. Единодушно и по всем пунктам. Из тюрьмы Курт Мак-Феникс вышел едва ли не национальным героем: ученый, гений, герцог и миллионер, невинный узник и романтик, вновь преданный лучшим другом. Его звали на рауты, звали на ток-шоу, неожиданно признали одним из выдающихся математиков современности, и заветная премия Абеля стала намного ближе и реальней, чем раньше.

Оправдали и Слайта. Выяснилось, что тот «смотрел в корень, видел недостаток улик и всеми силами пытался вычислить настоящего убийцу». Теперь уже старший инспектор, он вновь возглавил следственную группу.

Дела Патерсона были не столь хороши, его продолжали активно искать, а главное, лишенный телевизионной подпитки, он вновь стал впадать в депрессию, и я не знал, что с нею делать.

В прессе откуда-то всплыла история Мериен Страйт.

Близкая подруга невесты Мак-Феникса, первой жертвы маньяка, вдруг оказавшаяся впоследствии невестой Джеймса Патерсона. Полезли детали, которые Джеймс обозначал в дневнике, обвинение против Мак-Феникса, покушение на Мак-Феникса. Вылезло и то, что сестра Джеймса погибла от руки Портлендского Моряка, и что Джеймс после этого долгое время был пациентом профессора Диксона. Этот ужасный, мерзкий клубок, это невероятное переплетение нескольких кровавых историй занимало первые полосы самых солидных изданий.

Напрасно Слайт заверял, что у Джеймса есть несомненное, подтвержденное алиби, напрасно сам Мак-Феникс в каждом интервью утверждал, что не подозревает Джеймса.

Патерсона подозревали все остальные. Широкая публика сделала собственные выводы, она склонна была считать милорда сентиментальным романтиком не от мира сего, а инспектора привычно обвинять в кумовстве, общественность давила на следствие, она жаждала развязки и искала, искала убийцу. Джеймса Даниэля Патерсона.

От греха я вновь перевел его в палату. Конечно, я был уверен в своем персонале, но на фоне общей истерии это показалось мне разумным. Я снова спрятал его от внешнего мира, прописав самый строгий режим содержания.

Во всем мире осталось немного людей, которые верили в невиновность Джеймса Патерсона, по пальцам перечесть.

Старший инспектор Френсис Слайт. Профессор Диксон. Курт Мак-Феникс, впрочем, уж он-то знал наверняка. И ваш покорный слуга. Но я не просто верил, я делал все, чтобы его спасти.

***

– И долго ты намерен так сидеть?

Он поднимает голову и видит Велли. Герцог стоит и хмурится, всем своим видом изображая недовольство. Но он врет, и видом, и словами, вечный врун Велли, старый Берт, какого черта ты тут паясничаешь, если тронут чуть ли не до слез? Хороша картинка, Велли? Оценил? Думаешь, просто было спланировать?

Он сидит на диване в комнате для релакса, в пустом, заброшенном кабинете Джеймса. На том самом диване, где они… Да. Об этом позже. Просто на диване. В обнимку с огромным пингвином, игрушкой, выигранной в тире, помнится, он тогда стрелял, как Бог, и выбил все сложные мишени, лишь потому, что Джеймс запал на этого монстра в пингвиньей оболочке. И как они ругались, что крыла этой твари не будет на Беркли-стрит, а потому потащили чудовище в клуб, и изумленные рожи охраны… Даже вспомнить смешно, какие глупости он творил ради улыбки Джеймса Патерсона. Лучше уж не вспоминать.

– Курт, ты всегда говорил, что работа – лучший лекарь. Займись делом, на тебе куча долгов, этот твой процесс застопорил несколько важных тем. Патерсон – сотрудник клуба, мы его ищем. Я верю, что он жив, что мы его найдем, мы поможем ему, Курт, и все будет, как раньше!

– То есть вы его не нашли? С вашими возможностями? Боюсь, я разочарую тебя, Велли, вам не удастся использовать Джеймса, как заложника. Не прокатит!

Краткий раздраженный рык, редкость от герцога Веллиртонского, блюдо для гурманов.

– Нашим возможностям, как и терпению, все же есть предел, Стратег. Что до Джеймса… Лично мне он друг, я хочу ему помочь, и засунь этот бред о заложнике знаешь куда?

– Лично мне ты тоже друг, Веллиртон, не так ли? Может, ты услышишь, наконец, как друг? Я больше ничего вам не должен. Я убил на вас два года жизни, но с этого дня я не работаю в клубе. Совсем не работаю, Велли.

– Не горячись. Отложи ты эту страшную птицу, что ты ее тискаешь, и давай вместе подумаем о Джеймсе. О той ситуации, в которой он оказался по твоей вине. Ему нужна наша помощь!

– И вся королевская конница, и вся королевская рать… Не могут пингвина, простого пингвина, дурного пингвина поймать. Велли, это смешно.

Он встает, аккуратно сажает игрушку на диван.

– Ничем вы не поможете, Веллиртон, и не нужно обещать того, что не в силах исполнить, ничего не будет, как раньше. Он ко мне не вернется, он так решил.

– Курт, ты бредишь, он влюблен в тебя до смерти, до безумия, как он без тебя? Это ты все решил за двоих, да, Стратег? Если так, у тебя нет ни сердца, ни совести!

– Да ладно, – насмешка на грани фола. – Ой ли, Веллиртон, неужели ради сердца и совести вы меня тут держали? Два года вы учили меня убивать и не заморачиваться понятиями морали!

– Ты же знаешь, что малым злом… Погоди. Джеймс… сам тебе сказал? Ты знаешь, где он?