Мистер Роберт Харли собственной персоной.
Джинн из волшебной лампы Алладина, – машинально подумал я, потирая пальцем его визитную карточку. – Явление третье.
– Добрый вечер, джентльмены! – певуче протянул «джинн», делая забавные акценты на долгих гласных. – Я слышал, мой приятель, сэр Курт Мак-Феникс, попал сюда с отравлением. Могу я забрать его домой?
– Боюсь, что нет, – ответил за растерявшегося Слайта вошедший со стороны операционной профессор Ли Гаррисон.
***
– Отчего, сэр? – удивился Харли. – Надеюсь, его не станут удерживать насильно! (На-а-а-си-и-и-иль-но… О, эти потрясающие гласные!) Могу я поговорить с Куртом?
– Можете, – устало кивнул профессор. – Только не докучайте ему, по возможности.
– Как он? – безнадежно спросил я, вымученно улыбнувшись.
Гаррисон недовольно глянул на клубы табачного дыма, витающие под потолком его приемного покоя, потом пожал плечами и сам закурил, щуря глаза на свет:
– Он в коме, друг мой. На искусственном дыхании. Простите, я сделал все, что мог, возможно, более детальный анализ крови позволит выявить яд.
Роберт Харли уронил свою знаменитую брутальную трубку, так не вязавшуюся с изнеженным внешним обликом:
– В коме?
Я пристально следил за ним и могу поклясться: он испугался всерьез, по-настоящему, до дрожи в руках, Роберт Харли не играл! Несколько секунд он трясся, отчаянно пытаясь совладать с собой, взять себя в руки, потом, разом растеряв манерность и самоуверенность, и гейские интонации хрипло спросил с прорвавшимся шотландским акцентом:
– Могу я его видеть?
– Извольте! – Профессор широким жестом указал в сторону коридора. – Его перевезли в пятую палату, дежурная сестра проводит вас.
– И констебль, – между делом добавил Слайт. – Проводит и не будет спускать глаз, мистер Харли. А потом я задам вам несколько вопросов, если не возражаете.
Роберт Харли не возражал; он вообще ничего уже не видел и не слышал, стремительным шагом ринувшись в коридор, обогнав медсестру, рванув к палатам с видом полного безумия.
Неужели я выглядел также всего час назад? Неужели я успел смириться?
Профессор Гаррисон посмотрел ему вслед, потом перевел взгляд на меня. Вздохнул:
– В моем возрасте и с моими заслугами нелегко признавать поражение, друг мой. Это не совсем наркотик. Какой-то неизвестный мне яд весьма занимательного действия. Введенная доза не была смертельна, иначе убила бы его на месте, но сыграл какой-то внешний фактор, возможно, алкоголь, возможно, резкий выброс адреналина, связанный с активным действием…
– Секс, сэр? – подал голос Том.
Гаррисон задумался и кивнул:
– Вполне вероятно, юноша. Безусловно. И в тоже время введенная позднее доза адреналина спасла милорду жизнь. Ну как прикажете это понимать?
Вопрос был риторическим, и ответить на него никто не рискнул.
– Что вы можете сказать о яде, о времени и способе его введения? – буркнул Слайт, не сводящий подозрительного взгляда с приоткрытой двери, ведущей в коридор.
– О самом яде – увы, немного. Это нестабильная структура, склонная к разложению на более простые наркотические составляющие. В основе лежит опиоидный компонент, иначе организм не среагировал бы на введение налоксона. Но с этого места, сэр, начинается нечто интригующее, загадочное, некий токсикологический детектив, если позволите. Попав в организм, яд принялся усиленно маскироваться.
– Не понял! – заявил Слайт, отвлекаясь, наконец, от наблюдения за коридором.
– Я тоже, – спокойно признал профессор Гаррисон. – Но, так или иначе, на данный момент в крови пациента остались признаки налоксона и адреналина; опиумная составляющая рассосалась катастрофически быстро, в экспресс-анализе мочи наблюдается остаточный след морфина, но он слишком незначителен, чтобы стать причиной отравления. Сэр, сказать, что я поражен – не сказать ничего! Я могу лишь предположить, что это некий дизайнерский вариант героина, введенный подкожно, в организм попала малая доза препарата сильной концентрации, абстрактный яд, впоследствии вступивший во взаимодействие с введенными реанимационными препаратами и замаскировавшийся под них. Прошу прощения, джентльмены, и вы, миледи, простите мою откровенность, но мне искренне жаль, что я не имею дело с трупом. Вскрытие, исследование печени, почек (о, почек в первую очередь!) и мозга позволило бы сделать выводы, необходимые следствию.
Молодежь в ужасе уставилась на профессора, Лиз суеверно сплюнула через плечо, но я отчего-то не удивился такому подходу.