За 27 дней. Он будет жить, если узнает, что кому-то не все равно

И так очень странно, что родители в это время суток дома, а не на работе, но совместная командировка?

– Что? Почему? – спросила я. Папа – адвокат, а мама – помощник финансового директора в компании из списка Fortune 500[6]. По работе они пересекались нечасто.

– Фирма твоего отца будет представлять нас в суде в деле о нарушении договорных обязательств, – сказала мама, выключая айпад. – Через пару часов вылетаем в Майами.

Я едва сдержалась, чтобы не хлопнуть себя по лбу. Какая же я дура… совсем забыла, что мне впервые не с кем будет провести День благодарения (ну, не считая поедание плохо пропеченного тыквенного пирога со старенькой соседкой миссис Эллис), ведь Тейлор на неделю уехала повидать своих бабушку с дедушкой в Висконсин. Меня занимали более важные мысли, и я упустила отъезд Тейлор из виду. Но после недели общения с семьей Арчера от этой мысли накатила тоска. Кому захочется проводить праздничный день в одиночестве, особенно такой, как День благодарения, ведь он просто предназначен для того, чтобы семьи собирались за одним столом?

Я открыла холодильник и взяла упаковку вафель, вытащила две и засунула их в стоящий рядом с раковиной тостер.

– Хэдли… – я глянула в сторону обеденного стола, папа с робким видом поправлял свой красный галстук. – Это значит, что на День благодарения нас не будет. Ты справишься тут одна?

– Конечно, все будет хорошо, – сухо ответила я. – Не в первый раз остаюсь одна дома.

Мама взглянула на меня, вздернув брови.

– Ну, мы думали, что кто-нибудь из подружек пригласит тебя на День благодарения к себе, – неловко сказал папа.

(Прим. пер.)

– Нет, – безразлично ответила я, захлопывая дверцу холодильника и наливая молоко в стакан. – Просто закажу доставку, наверное. Все равно у меня работа на этой неделе, так что в одиночестве не засижусь.

– Что, прости? – сказала мама. – У тебя работа?

Родители не знали, что меня взяли официанткой в кофейню. В последние дни я почти их не видела, да и сама так забегалась, что даже не подумала им сказать. Впрочем, возможность представилась сама.

– Да, – ответила я, поворачиваясь к ним лицом. Не знаю, испытывала ли я гордость или защищалась, возможно, это было что-то между. – У меня работа.

– Зачем ты пошла работать? – строго спросила мама. – В этом нет никакой необходимости. Тебе надо думать об учебе.

– Ну подожди, Микаэла, – сказал папа. – Многие старшеклассники где-нибудь подрабатывают.

– Ну да, но нашему ребенку работа не нужна, Кеннет, – резко возразила мама, зыркнув на отца. – С работой у нее могут ухудшиться оценки, а они и так плохие.

– Эй! Не такие уж и плохие, и вообще…

– Думаешь, это справедливо по отношению к ней? – спросил папа. – Если Хэдли хочет работать, полагаю, решать ей, а не нам.

– Ты не понимаешь, – рявкнула мама. – Хэдли, денег на твоем счету более чем достаточно, чтобы у тебя было все, что ты хочешь. Не понимаю, зачем тебе…

– Знаешь что, мам? Лучше уж работать, чем все время одной куковать в этой тупой квартире!

Родители глядели на меня так, будто я залепила им по пощечине. Должно быть, я сейчас выглядела точно так же. За всю жизнь я не сказала им и слова наперекор. Не представлялось подходящего момента, ведь обычно их не было рядом.

Но теперь, когда эти слова наконец вырвались из меня, после того как долгие годы вертелись на языке, за ними последовало все остальное, и я не стала сдерживаться. Проведя пару дней с настоящей семьей, я поняла, как много теряю.

– Кто-то из вас вообще понимает, как часто вас нет? Вы всегда далеко, я как будто одна здесь живу! А в те редкие моменты, когда вы решаете прийти проверить, не померла ли я еще, я словно с незнакомцами разговариваю! Я ваша дочь, а не один из ваших бизнес-партнеров!

Я выхватила вафли из тостера, взяла стакан молока и протопала из кухни прямо в свою комнату, не оставляя себе возможности прочитать выражения на их лицах. Они не последовали за мной. И это уже говорило о многом.

Я не выходила из комнаты, пока не настал час ехать на смену в «Кофейне мамы Розы». Родителей уже не было дома, умотали в свою командировку в Майами, не попрощавшись. Я пыталась убедить себя в том, что меня совсем не волнует их отъезд, что у меня есть более важные заботы, но напрасно. Волнует, и это ранит.

Я села на электричку, потом прошла пару кварталов до кофейни пешком, настроение по-прежнему было поганое. Стало ясно, что выкинуть из головы разговор с родителями и натянуть маску беспечности у меня не получится.

Войдя в кофейню, я тут же ощутила, как меня окутывает приятное тепло от костра в камине. Зашла за стойку, а затем в кухню, где царил чистейший, абсолютный хаос. У одной из раковин Реджина яростно оттирала от противня что-то похожее на сгоревшие булочки с корицей, пока Виктория, отчитывая ее на итальянском, выгружала из посудомойки стеклянные блюда и составляла их на тумбу с такой скоростью, какой я никак не ожидала от человека в ее возрасте.