За 27 дней. Он будет жить, если узнает, что кому-то не все равно

– Хорошо, – быстро ответил Арчер, отмывая очередную тарелку. – У него легкое сотрясение, поэтому оставили в больнице на ночь – убедиться, что все в порядке. Сегодня утром выписали.

Когда я услышала эту новость, дышать стало немного легче.

– Это хорошо. Я рада.

Он уклончиво хмыкнул, протягивая мне тарелку.

– Ну и… как поживаешь?

Арчер выронил тарелку – та с громким стуком приземлилась в раковину – и повернулся ко мне, в его взгляде читалось напряжение.

– Ты знаешь, да?

Я не была готова к такой внезапной перемене в настроении.

– В смысле? – спросила я.

– Ты знаешь, – с нажимом повторил он. – Я прав? Ты знаешь о пересмотре дела. Ну, конечно, знаешь. Откуда?

Я виновато выдохнула, взяла тарелку, которую выронил Арчер, и принялась ее мыть.

– В сегодняшней газете была заметка.

– Что?

– А когда не увидела тебя в школе, подумала, что ты наверняка здесь, с семьей.

И без лишних слов было понятно, что Арчер и Реджина сейчас не в лучшем состоянии. Я могла бы сказать ему, что все будет хорошо, что шансы Сен-Пьера на освобождение крайне малы, но ему бы не стало от этого легче. Я знаю лишь то, что рассказал мне в пятиминутном разговоре мистер Монро. Мой отец – один лучших адвокатов города, но сама я непозволительно плохо разбираюсь в праве.

– Просто… может, пойдешь встанешь за стойку? – сказал Арчер, возвращаясь к горе грязных тарелок, избегая моего встревоженного взгляда. – Думаю, ты уже успела разобраться, что там нужно делать.

– Ладно, – ответила я. – Могу встать.

Я вышла из кухни и оставила его одного, хотя мне и очень хотелось остаться. Даже необязательно разговаривать или смотреть друг на друга. Я просто хотела, чтобы он знал, что я рядом. Ему не нужно через все проходить одному – особенно сейчас. После двух недель общения с Арчером я почти научилась понимать, когда ему нужно побыть наедине с собой.

В пять часов люди начали возвращаться с работы, и посетителей стало больше, так что Арчеру пришлось присоединиться ко мне в зале, хотя за все время он не сказал мне ни слова. Я принимала заказы и рассчитывала гостей, пока Арчер работал проворно и без запинки, готовя напитки и разогревая сэндвичи и супы.

Оставалось пять минут до конца рабочего дня, и я уже начала убираться перед закрытием, когда входная дверь распахнулась и кто-то вошел, впуская за собой снежный вихрь.

Я оторвалась от протирания столов и заговорила:

– Здравствуйте! Сейчас кто-нибудь…

Я прервалась на полуслове и затихла, когда вошедший мужчина снял с шеи шарф и стряхнул снег с элегантно уложенных седеющих волос.

– Мистер Ван Окен?

Услышав свою фамилию, папин бизнес-партнер глянул в мою сторону и удивленно улыбнулся.

– Хэдли? Вау! Ты только посмотри! Сколько лет, сколько зим!

– Эм…

Я не знала, что сказать. Я видела Рика Ван Окена всего пару раз с тех пор, как он стал папиным бизнес-партнером, мне тогда было тринадцать. Удивительно, что он вообще вспомнил, что у Кеннета Джемисона есть дочь. Судя по тому, что мне о нем известно, Рик богаче царя Мидаса. И да, «Кофейня мамы Розы» находится на Манхэттене, но в гораздо менее элитной части, чем та, в которой обитал Ван Окен. Как его занесло в эти края?

– Ты здесь работаешь? – спросил Ван Окен, подойдя ко мне.

– Эм, да… – неловко ответила я.

– Здорово, здорово, – сказал он, потирая руки в перчатках. – А Реджина Моралес здесь?

Это сбило меня с толку еще больше, чем сам визит Ван Окена в кофейню вроде этой. Откуда он знает Реджину? Такие люди, как Ван Окен и Реджина Моралес, принадлежат к разным кругам, которые обычно не пересекаются, разве что вселенная не решит выкинуть какой-нибудь фокус.

– Э-э, да, наверное, – медленно произнесла я. На самом деле, это мне было неизвестно. Я не видела ее со вчерашнего вечера. – Погодите секунду, хорошо? Эй, Арчер? Арчер!

– Я тут, на кухне! – услышала я из-за двери в задние помещения.

– Можешь, пожалуйста, подойти на секунду?

Через несколько секунд Арчер вышел из кухни и нахмурился, заметив мистера Ван Окена.

– Твоя мама случайно не здесь? – нервно спросила я.

– А кто спрашивает? – Арчер не стал церемониться.

Он явно не был рад незнакомцу, заявившемуся под закрытие кофейни, к тому же еще и разыскивающему его маму.

– Рик Ван Окен, – представился мистер Ван Окен, подходя ближе и протягивая руку. – Ты, наверное, меня не помнишь, но я раньше работал в окружной прокуратуре. Выступал на стороне обвинения в суде над твоим отцом.

Я стояла, разинув рот так широко, чтобы могла бы поймать парочку мух. Рик Ван Окен, папин бизнес-партнер, был обвинителем в суде над отцом Арчера за убийство первой степени.

– Я слышал, что он требует пересмотра решения суда. Знаю, тебе немного странно видеть меня здесь, – продолжил мистер Ван Окен, – но я помню то дело. Было… непросто. Я бы хотел поговорить с твоей мамой о том, чтобы, если понадобится, представлять вас в суде.

Арчер глубоко вдохнул, открыл рот, чтобы ответить, но издал лишь раздраженное ворчание. Тогда он жестом пригласил гостя на кухню. Мистер Ван Окен, кажется, понял, что Арчеру непросто говорить об этом, и прошел с ним за угол, затем на кухню и по лестнице наверх, в квартиру.