За мир: он приходит с Востока. Том 1

И схватив лежавшую рядом с ним треногу, он грозно помахал ей над головой. Затем, заметив, что действие это никого не впечатлило, вылез из мусора и осторожно зашагал навстречу нашим героям по вещам, раскиданным под ногами.

– Предлагаю немедленно покинуть это пыльное место. Дальнейшее пребывание здесь опасно для жизни, – шепнул Тур на ухо Якову.

И хотя в словах его слышалась явная усмешка, юный новобранец почему-то поверил, что хозяин дивана и вправду может отлупить их треногой.

Отвернувшись от заплаканного мамонита, который все еще продолжал карабкаться по опрокинутой навзничь мебели, они поспешили к следующей арке, находящейся в другом конце улицы. За спинами их то и дело раздавались угрозы и громкий стук, с которым суровый хозяин раскидывал вещи, встречавшиеся на его пути. Но Яков и Тур уже не обращали на них никакого внимания, потому что прямо перед ними маячил своим ярким зеленым светом следующий квартал.

Глава 17

Если бы Якова спросили, на какую из менувальстких улиц он не захотел бы больше вернуться даже под страхом быть казненным, он бы без раздумья ответил, что на зеленую.

Хотя в самом своем начале изумрудные ее покои показались ему гораздо оживленнее и потому приятнее, чем остальные улицы, где он уже успел побывать. Когда они с Туром пересекли арку, отделяющую зеленые владения от соседствующих с ними желтых домов, перед их взорами предстал такой же полукруглый переулок, только гораздо меньших размеров. Вдоль правой стороны его было выстроено несколько домов, обложенных зеленой плиткой.

В отличие от предыдущего места, двор здесь был усыпан не старой, отжившей рухлядью, а живыми людьми. Их было пятеро, и все они были еще сравнительно молодыми. Одетые в разноцветные трико и в такие же разноцветные футболки они о чем-то громко друг с другом переговаривались. Почти каждую произнесенную вслух фразу сопровождал неистово-громкий смех. Со стороны могло показаться, что эти пятеро были друг другу давними приятелями.

Якову захотелось подойти к ним поближе и послушать, над чем они так громко потешаются. Он давно не слышал человеческого смеха, с тех самых пор, как покинул иверетскую шахту. Да и там, в мрачных подземных пределах, где все время его было занято изнурительно-долгой работой, ему изредка удавалось похохотать от души. Обычно это происходило глубоким вечером, после долгого рабочего дня. В эти самые мгновения он и Едом садились вместе у стенки, чтобы поделиться впечатлениями от еще одного прожитого дня. Чаще всего предметом смеха их были меты, которых они часто изображали друг перед другом, подражая их ворчливому высокомерному тону.

Над чем смеялись эти пятеро Яков не знал, однако, был уверен, что им сейчас вместе очень хорошо и спокойно, почти так же, как было хорошо им с Едомом, когда они оставались одни в своем родном двенадцатом бункере.

Смех их был слишком громким и потому казался немного искусственным, как будто молодые люди перед кем-то специально пытались показать свою веселость. Один из них хохотал особенно пронзительно и шумно. Он был самым высоким и нескладным, с жирной родинкой на угловатом подбородке и, видимо, обладал среди всех остальных особенным авторитетом.

Когда Яков почти сравнялся с ними вплотную, из одного окна на первом этаже раздался громкий стук.

– Азу опять колотят, – усмехнулся длинный.

– Сама виновата стерва, – ответил ему стоящий рядом широкоплечий малый.

– Я и сам не прочь ее поколотить, – продолжал длинный. Ему не хотелось переводить разговор на другую тему.

– Ты? – захихикал третий парень, с белыми веснушками, небрежно рассыпанными по бледным как мел щекам. – Ты ее будешь бить? Да у тебя сил как у меня примерно мозгов.

Это шутка настолько понравилась остальным ребятам, что они опять дружно и громко загоготали. Но длинному стало совсем не до смеха. Лицо его, залитое до этого момента пунцово-сизой краской от постоянного хохота, почти что сравнялось с цветом стоящего напротив дома. Он закинул правую руку за пояс и что-то медленно пробормотал перекошенным от злости ртом.

Якову, да и всем остальным ребятам, стоявшим всего лишь в полуметре от него, стало не по себе. Этот еще минуту назад веселившийся малый всего за одну минуту смог превратиться в угрюмого и нелюдимого человека.

Но больше пугала даже не его рука, зачем-то убранная назад и не рот, дрожащий от проступающей наружу злобы, а глаза, бледно-серые, почти бесцветные. В них стояла какая-то отрешенность и вместе с тем решительность. Они смотрели на окружающих с видом пророка, как будто знали, что должно произойти наперед, уже буквально через секунду.

Наконец нескладный парень снова показал товарищам свою правую ладонь. В ней был зажат черный как уголь бластер.

На Зеленой улице раздались четыре глухих выстрела. Трое из находившихся рядом со стрелявшим упали на землю замертво. Четвертый, корчась от боли, держался за раненный бок.

Яков хотел подбежать к еще живому юноше, но тут же почувствовал у своего уха ровное и равнодушное дыхание Тура, который обхватил его крепко за плечи.