Вначале перевезли груз. Впереди предстояло самое опасное: перегон лошадей. Начали готовить шкуры. Чтобы показать, как надо делать, первую смастерил Фёдор. Разложив её на земле, на глаз определил середину. Положил туда голыш. Нарвал травяного сухостоя, добавил к нему ветошь, вплоть до собственной одежды, затем собрал шкуру в кулак и крепко завязал горловину сыромятным ремешком. Сев на неё сверху, попрессовал. Тот край, что лежал на земле, оттянул и привязал сыромятину, потом на другой стороне сделал то же. Третий ремень шёл от горловины. Все эти ремённые концы собрал воедино и привязал к конскому хвосту.
Скинув одежонку, он повёл коня в воду. Похлопывая его по задку, вывел на глубину. Конь поплыл. Фёдор, когда мешок поравнялся, ловко взобрался на него и поудобнее уселся, опустив ноги в воду. Мешок не утонул. Фёдор помогал коню ногами и руками. Все смотрели, затаив дыхание. И вот лошадь, достигнув берега, видимо, от радости, громко заржала. Все рассмеялись. Тяжесть свалилась с плеч. К вечеру весь отряд был на острове.
Наутро предстоял второй этап преодоления реки. Здесь она была пошире, но это не пугало путников. Всё повторилось. Вначале груз, потом сами с лошадьми. И эта переправа оказалась удачной. Заночевав в ложбинке, они с зарей двинулись в юго-западном направлении. Вести отряд взялся Фёдор, которому Василий рассказал всё то, что ему поведал Серкизович. Василию пригодились познания, полученные от Алберды, и он частенько подсказывал Фёдору, как надо идти.
На другой день после выхода они заметили чьё-то стойбище.
— Если за ним увидим озеро, значит, это Харчаты, — сказал Василий.
Вскоре показалось озеро.
— Идём правильно, — не без радости объявил Фёдор.
Отсюда путь лежал на запад.
Через пару дней они увидели очередное стойбище на высоком берегу реки.
— Аксай, — точно определил Фёдор.
— Нам суды и надо, — сказал Василий.
Они столько дней были в пути и не встретили ни единого человека. Это позволило отметить Василию, что им удалось обхитрить татар.
— О, княже, — не согласился Фёдор, — нам ещё столько идтить, всяко могёт быть.
— Ну, ты, Фёдор, брось... Я думаю, опасность миновала. Если они нас и схватились, то ищут там, на севере.
— Могёт быть, — ответил уклончиво Фёдор.
Василий, говоря, что они обхитрили татар, тогда ещё не знал о событии, произошедшем в Сарае...
На краю Сарая, недалеко от реки, стояла избёнка-развалюха. И жила в ней семья бывших русских рабов. Они работали у одного мурзы, пока тот не прогнал их из-за старости. Вот они и слепили эту избёнку. Держалось всё на женщине. Мужик больше валялся на старом провонявшем лежаке, за что старуха часто набрасывалась на него с кулаками. Вот и сегодня.
— Ей, хватить дрыхнуть, — прямо с порога, увидев грязные, потрескавшиеся пятки своего мужика, растянувшегося на лежаке, закричала пожилая, худая женщина в выцветшем ситцевом платье. Она стянула со своих острых плеч шугай, повесила на гвоздь, вбитый у входа. Потянула концы платка и решительно подошла к лежаку. Грубо ткнув его в спину, стала кричать:
— Что ты за мужик! Дома — ни крошки, а ты дрыхнешь. Вон московитяне и те взялись за ум. Щас встретилась цела повозка с рыбой. Думаю, хто ето так рыбачит? Я за ней. А она въехала во двор московитов. Я и вчера ето видела.
Мужик вдруг резко поднялся.
— Чё ты вчерась видела? — спросил он, сбрасывая со лба длинные космы и прикрывая ими плешь.
— Да то! Чё те рыбу ловят. А ты ба... взял свои уды. Чё они стоять в углу без дела?
— Так ты говоришь, чё видишь их второй раз?
— А чё те от етого? А? Ты ба лу...
— Да пошла ты, ведьма, — вскрикнул муж, вскакивая с лежака.
Надев на ноги растоптанные чувяки и прикрыв свой черепок старой шапчонкой, выскочил из хаты, хлопнув дверью. Но никуда не пошёл, а остановился. Оглянулся зачем-то па дверь, потом уставился на покосившиеся ворота. Но они не зажгли в нём хозяйских чувств. В его голове рождалась ещё не понятная ему самому, некая туманная мыслишка. Чтобы развеять этот туман, поспешил на рынок. Но опоздал. Время подходило к обеду, и покупатели разошлись. Оставшиеся продавцы складывали свой товар. Однако успел застать в рыбном ряду пару рыбаков. Их рыба, облепленная мухами, на солнце иссохлась и товарного вида не имела. Они, не обращая на это внимания, о чём-то увлечённо беседовали.
— Хороших уловов, — подходя к ним, сказал мужик, присаживаясь рядом с ними на корточки.
— Чё, не беруть? — Мужик кивнул на засыхающей улов.
— Да не, кое-что взяли. Ето остатки. Хоть забери, — предложил один из них, зевая.
— Ладноть. Благодарен те вовек. Я-то чё пришёл. Слышь, мужики, я тово... слышал, московиты возят рыбу возами. Аль враньё.
Те переглянулись.
— Не, — ответил один из них, — мы их на Итили не видели.
— Верно, куды на низ спускаются. Тама да, воз возьмёшь, — уверенно подтвердил другой рыбак.
— Говоришь, на низу возьмёшь.
— На низу, на низу, — повторил пришедший, поднимаясь. — Ладноть, бывайте. Я пошёл. Рыбу-то возьму? — спросил он, поглядывая на неё.
— Бери, бери. Всё равно я её выброшу.