Читаем Забытый вопрос полностью

— За это и заплачено ему сполна сегодня ночью! новымъ злобнымъ, больнымъ смѣхомъ отвѣчалъ на новую обиду оскорбленный сынъ.

— A еслибъ это было и такъ! воскликнула Любовь Петровна. И, словно противъ ея воли, словно вырвавшись мятежно изъ-подъ сдерживавшихъ ихъ, опущенныхъ ея рѣсницъ, надменно и страстно засверкали ея темно-синіе глаза. — Еслибъ я, дѣйствительно, любила этого человѣка, котораго ты позволилъ себѣ отсюда гнать, — кто имѣетъ право запретить мнѣ любить его? Не ты-ли, осмѣливающійся говорить съ матерью такимъ дерзкимъ, такимъ ядовитымъ языкомъ? Не ты-ли прикажешь мнѣ отказаться отъ единственнаго счастія, какое мнѣ, можетъ быть, суждено на землѣ послѣ того, какъ въ счастіи отказали мнѣ и мужъ мой, и сынъ!…

— Зачѣмъ отказываться? молвилъ Вася, опуская голову на руку, опиравшуюся о его колѣно:- сегодня одного похороните, завтра другаго…. и вы свободны!…

Любовь Петровна шагнула впередъ въ сыну, наклоняясь кънему, и вспыхнула снова, и снова безсильно опустилась на первый попавшійся ей подъ руку стулъ.

— Ты меня никогда не любилъ, Вася! тихо сказала она, закрывая глаза себѣ ладонью.

— Я васъ не любилъ! съ мучительною тоской повторилъ онъ. Я за каждое ваше ласковое слово, за то только, чтобы вы посмотрѣли на меня такъ, какъ смотрятъ другія матери на своихъ дѣтей, я бы за это одно, кажется, съ радостію далъ бы себѣ пальцы отрѣзать!….

— А ты отъ меня не видалъ ласки, я на тебя никогда не смотрѣла, какъ смотрятъ другія матери, — ты можешь упрекнуть меня въ этомъ? горько вскрикнула Любовь Петровна, поднимая на него глаза съ дрожавшими на нихъ росинками слезъ.

Онъ закачалъ головой.

— Я вамъсказалъ, я съ десяти лѣтъ привыкъ все видѣть и понимать… Вы ласкали меня, вы были нѣжны…. но развѣ это то?… Вы точно купить меня хотѣли ласками, точно говорили: ты видишь, какая я добрая, нѣжная, — люби же меня, Вася, но люби одну меня, только меня! Вы не могли простить мнѣ, что я еще и его любилъ, что я не хотѣлъ отказаться отъ него… A вы подумали-ли хоть разъ: кто же бы безъ меня у него остался?… Вы? кѣмъ можете вы дорожить? Чья нужна вамъ привязанность!… Въ васъ короли влюблены были…. дѣти готовы сломать себѣ шею, чтобы достать вамъ платокъ… Вамъ стоитъ только взглянуть!… A онъ бѣдный…. и рыданіе снова послышалось въ голосѣ Васи, — заброшенный, забытый… О, Боже мой! Когда только вспомню! Вѣдь тамъ, за границей. вы по цѣлымъ днямъ не видали его, вы веселились, принимали гостей…. за вами бѣгали, какъ за богиней какой-нибудь… A онъ? Вы никому его не показывали, стыдились его; вы при мнѣ… при мнѣ сказали разъ одному французу: mon pauvre idiot de mari! Вы это забыли, — да вамъ вѣрно и тогда въ голову не пришло, что мнѣ легче было бы, еслибы вы мнѣ глаза вырвали, чѣмъ это слышать отъ васъ о немъ! Вы вѣрили, вы хотѣли вѣрить, что онъ идіотъ, ничего не понимаетъ и не можетъ никогда выздоровѣть, — вы готовы были тогда, въ Женевѣ, оставить его въ maison de santé, а самимъ уѣхать со мной… Папа, — да это былъ мой сынъ! воскликнулъ внезапно, Вася, — я ему былъ одинъ защитникъ, другъ и покровитель; я чувствовалъ, я зналъ, что онъ живетъ потому, что я живу, что я живу и дышу для того только, чтобъ онъ жилъ. И Богъ слышалъ мои молитвы, и ему все легче становилось, легче, онъ воскресалъ… И вы въ одну ночь, въ одну ночь…

Онъ закашлялся — и замолкъ.

Любовь Петровна безмолвно слушала, безсознательно перебирая пальцами по спинкѣ стула, на которомъ она сидѣла бокомъ.

— Для тебя онъ все, а мать ничего! горестно проговорила она.

— A я для васъ что? горько вырвалось изъ устъ Васи. — Какое вамъ дѣло, что у васъ сынъ есть!…

— Какое дѣло!

Она съ новымъ упрекомъ взглянула на него: она въ эту минуту готова была, казалось, кинуться ему на шею; но онъ не видѣлъ, — онъ сидѣлъ, опустивъ низко голову въ руки.

— Другія матери, заговорилъ онъ опять, — онѣ умѣютъ жертвовать!…

Ее всю покоробило точно…

— Чѣмъ жертвовать? дрожащимъ голосомъ спросила она.

— Всѣмъ! Онъ тихо развелъ руки.

— И ты отъ меня этихъ жертвъ требуешь?

— Развѣ можно требовать? Вася тихо и печально улыбнулся. — Развѣ можно требовать? повторилъ онъ, оживляясь. — Мать… та, которая любитъ…. приноситъ ихъ сама — и не думаетъ, что это жертвы…

— Отдать все счастье моей жизни! съ новымъ страстнымъ увлеченіемъ перебила его Любовь Петровна.

— Вы хотите счастія! И глаза мальчика строго и тоскливо поднялись на мать. — Вы и взяли свое, отдѣльное счастіе. На что же я вамъ теперь?…

Она вдругъ заплакала.

— О, Вася… Вася, говорила она сквозь слезы, — вѣдь ты мнѣ сынъ, я носила тебя подъ сердцемъ…. и я такъ счастлива была твоимъ рожденіемъ! Я такъ долго надѣялась, — ты будешь для меня все!… Могу-ли я вырвать тебя изъ сердца!… Ты никогда не хотѣлъ вникнуть въ мое положеніе, — ты только о немъ думалъ. Но подумай…. ты самъ видишь, — онъ приговоренъ, давно приговоренъ: мы скоро останемся съ тобой… вдвоемъ, — ты и я… что же тогда? Неужели, какъ и теперь, ты будешь врагомъ твоей матери…. потому что ты мнѣ врагъ теперь, врагъ твоей матери, Вася, — я это на лицѣ твоемъ читаю…

Перейти на страницу:

Похожие книги

Рецензии
Рецензии

Самое полное и прекрасно изданное собрание сочинений Михаила Ефграфовича Салтыкова — Щедрина, гениального художника и мыслителя, блестящего публициста и литературного критика, талантливого журналиста, одного из самых ярких деятелей русского освободительного движения.Его дар — явление редчайшее. трудно представить себе классическую русскую литературу без Салтыкова — Щедрина.Настоящее Собрание сочинений и писем Салтыкова — Щедрина, осуществляется с учетом новейших достижений щедриноведения.Собрание является наиболее полным из всех существующих и включает в себя все известные в настоящее время произведения писателя, как законченные, так и незавершенные.В пятый, девятый том вошли Рецензии 1863 — 1883 гг., из других редакций.

Михаил Евграфович Салтыков-Щедрин

Критика / Проза / Русская классическая проза / Документальное