Задержи дыхание и другие рассказы

– Закончите завтра, – возвращаясь в кухню, поторопила нас Мария Семёновна. – Жалко вашу бабушку. Она всегда была такая бодрая, а теперь к ней эта мерзкая хворь прицепилась. Она надеется, Лена, на твою помощь. Идите домой.

Я посмотрела на карты – жалко, такие хорошие – и бросила их на стол.

– А который час?

– Одиннадцать. Вы когда обещались быть дома?

Петя так резко соскочил с колченогого стула, что чуть не перевернулся, глаза сделались круглыми от испуга.

– Ладно, пошли, – скомандовала я. Яник, подводя итог, обвёл последнюю цифру в своей колонке. Мария Семёновна сняла с плиты миску с пирожками и протянула мне. «Возьмите для бабушки. Передайте привет от меня».

– Мы не можем, – сказала я. – Спасибо. Нам правда надо бежать.

– Возьмите хотя бы парочку на дорожку, – не унималась она, суя пирожок Пете. Его долго уламывать не пришлось.

# # #

Мы даже не стали натягивать куртки. Во время короткой перебежки между участками Петя торопливо проглотил пирожок. Перед тем как войти в калитку, я осмотрела его и ладонью вытерла у него жир с лица. Бабушка ненавидела, когда мы ели у Яника. «Что мы, нищие, что ли?» Ясное дело, она ничем не хотела быть обязанной бывшему начальнику.

Дверь в дом была заперта, свет на веранде не горел. Неужели бабушка решила лечь спать, не дожидаясь нас, и в наказание заперла дом? Я постучала раз, другой, потом сильнее. Я уже представляла, как нам влетит; теперь за это опоздание придётся расплачиваться до конца лета. Нас больше не пустят дальше калитки, пока на выходные не приедут из города родители. И всё из-за каких-то дурацких карт!

– Лена! Лена! – глухой, лишённый окраски бабушкин голос звучал откуда-то снизу. Он шёл не из кухонного сарайчика, а со стороны лестницы, которая вела с нижней части участка.

Бабушка не добралась до дома.

Петя стоял на крыльце рядом со мной, застыв на месте, с разинутым ртом и вытаращенными глазами. «Стой здесь», – велела я. Я чувствовала себя в ответе за весь этот вечер, но у меня не оставалось ни слов, ни времени сказать ему, как бы мне хотелось, чтобы всё это оказалось страшным сном. «Стой на месте», – повторила я и побежала вниз по дорожке.

Бабушка полулежала-полусидела в грязи у нижней ступеньки лестницы. У лестницы были перила, но почему-то бабушка не смогла до них дотянуться. Пока я подбегала к ней, я мысленно представляла, как всё, наверное, происходило. На раскисшей дорожке остались следы – будто кто-то проехался шваброй – это ползла бабушка! Должно быть, она упала на полпути от кухни к лестнице и, не имея сил подняться, ползла, руками выталкивая себя вперёд. Палка, на которую она обычно опиралась, валялась рядом; бабушка, очевидно, пыталась с её помощью встать, но поза была слишком неудобная, а земля – скользкая.

Бабушка плакала. Её бесцветные, обычно едва заметные ресницы прилипли к покрасневшим опухшим векам. Она тяжело дышала, я тоже.

Я присела на корточки рядом и придвинулась к ней так, чтобы она могла ухватиться сначала за мою талию, а потом и за плечи. Руки у неё были ледяные – они обожгли меня холодом.

В четырнадцать лет я уже была выше неё. Пожалуй, я смогла бы поднять её и поставить на ноги, но я знала: она не доверяет моим силам и не доверяет своим ногам. Ей нужно было всё сделать самой, своими руками.

Бабушка не говорила. Она боролась. Она работала, напряжённо дыша.

Вероятно, она упала на спину и потом с огромным трудом перевернулась на бок. Задняя сторона её юбки тоже была в грязи. Теперь, оттолкнувшись от земли одной рукой и вцепившись в меня другой, она подтянулась и встала на колени. Передохнула, затем жестом дала понять, чтобы я придвинулась к ней вплотную, и схватилась за мои предплечья.

– Согни руки в локтях, положи на колени. Держись крепко, – наконец выговорила она, видя, что я не понимаю, чего она хочет.

Своими руками упираясь в мои, используя их как упор, она навалилась на меня и стала отжиматься. Колени наконец оторвались от земли, бо

льшая часть её веса оказалась теперь на мне, и тут я засомневалась, смогу ли её удержать. Она была тяжелее, чем я думала, и в то же время слабее. Её ноги отказывались работать. Когда она пыталась сдвинуть колени, они сильно дрожали и тут же разъезжались. Она прилагала невероятные усилия, чтобы держаться, но для окончательного рывка этого было мало. У меня тоже не хватало сил, чтобы встать на ноги под такой тяжестью.

Наконец она выпрямила одну ногу, затем другую, по очереди перенесла свои руки мне на плечи (я всё ещё сидела на корточках) и поднялась.

– Подай палку!

Я с трудом дотянулась до палки.

Её платье, кофта и фартук промокли и были покрыты толстым слоем грязи. Дрожь понемногу стихала. Всего один шаг, и она дотянется до перил, но чем больше она этого хотела, тем меньше её слушались ноги. В том-то и состоит подлость Паркинсона – она не могла сдвинуться с места.

– Мне нужно сесть, – проговорила она. Голос был хриплым и резким. Он дрожал и почти срывался. Я боялась подумать, сколько времени пролежала она на земле с тех пор, как вышла из кухни. – Помоги мне добраться до лестницы.