Задержи дыхание и другие рассказы

Я примостилась поудобней в грязи и, обнимая её за пояс, погрузив руки в складки плоти под фартуком и платьем, почти протащила её на один шаг.

Бабушка потянулась и схватилась за перила, но от проделанного усилия так устала, что дальше двинуться уже не могла. Добравшись до лестницы, бабушка развернулась и опустилась на нижнюю ступеньку.

У неё тряслись руки. Тряслась голова. Она закрыла глаза, пытаясь унять дрожь, но чем сильнее старалась, тем больше тряслась голова. Через силу сквозь стиснутые зубы она произнесла: «Таблетки на столе в доме, я забыла их там утром. Принеси таблетку мадопара и стакан воды». Паркинсон ещё не сковал её речь – не он мешал ей говорить. Гнев на меня сжимал ей зубы и клокотал в горле.

– А ключ?

– Возьми, – кивнула бабушка на карман передника, разрешая мне его вытащить. – Пете нужно ложиться спать, – продолжала она. – Похоже, вы оба отлично провели сегодняшний вечер.

Потянувшись за ключом, я случайно коснулась её руки. Рука по-прежнему была ледяной. Прежде, чем отойти, я накинула ей на плечи свою куртку, и гримаса исказила её лицо. Она не хотела моей помощи, хотя отчаянно в ней нуждалась. Обернувшись, я увидела, как она запахивает полы куртки.

Я впустила Петю в дом и велела ему ложиться. Включив свет на веранде, я заметила у него на носу и на подбородке прилипшие зёрнышки риса и комочки теста. Пирожок Марии Семёновны примирил его с жизнью.

С таблетками и водой я вышла на крыльцо. Сквозь яблони и кусты смородины, отгораживающие наш участок, над забором и рядами молодой малины виднелся дом Яника. Свет у них на кухне ещё горел, но, пока я смотрела, свет выключили. Из трубы вился дымок. Мария Семёновна, должно быть, решила, что ночь будет холодной, и бросила в печь несколько полешек. Я представила себе, как Яник лежит в постели, вдыхает приятный аромат горящего дерева и благостно подводит итоги дня. Сегодня, бесспорно, победа осталась за ним.

Лавсановая лента с магнитным покрытием

Сдаётся мне, что ко всему прочему мы были неспособны постичь и освоить язык желания. Помню, что я, пятнадцатилетняя, слушала «Битлз» и представляла, какой катастрофой будет моя жизнь, раз так заведено, что никогда и ни за что я не смогу признаться мальчику в своих чувствах, ведь одна только попытка заговорить на эту тему уничтожит все шансы на романтические отношения. Если я заговорю, то немедленно стану той, что объясняется первой, иными словами, заходит слишком далеко, и в тот же миг я перестану быть ему интересной.

Битлы пели: «I want to hold your ha-a-a-and, I want to hold your ha-a-a-and»[20], а у меня не хватало смелости даже на то, чтобы включить эту песню в микс на кассете для мальчика, который мне нравился. Приходилось выбирать не такие сокровенные: Lucy in the Sky with Diamonds, I’m the Walrus. Кто мог разобраться, о чём речь в этих песнях?

А перед парнями, насколько я могла судить, стояли другие проблемы.

Жизнь давала им полный карт-бланш заговорить первыми, но у них не было слов. Нельзя было сказать нежные слова девушке, потому что нежность, исходящая из уст юноши, автоматически лишала его мужественности. Чтобы казаться настоящим мужчиной, парень должен был произнести что-то вроде «ну ты и стерва!», а девушка – принять это как достоверный сигнал, что ею интересуются. Трепетную девушку, само собой, такое заигрывание могло и оттолкнуть, но то был риск, на который парням приходилось идти. Короче, они тоже стали ломать голову над «Битлз» и записями на кассетах. Вот только кассеты стоили тогда дорого и не у всех были магнитофоны, поэтому в изготовление записей вовлекалась уйма посредников, и наши путаные послания частенько ещё больше запутывались.

Разумеется, когда через кассету я получила признание от девочки, я решила, что сообщение предназначено не мне, и ничего не ответила. А что тут скажешь? То было совсем другое место и другое время, а я – я хотела быть «как все». Нет, не так. Я хотела быть лучше всех.

Сорок пять минут, сорок шесть минут и так далее

Мы сидим кружком.

Сколько времени нужно мужчине, чтобы понять, что миска с претцелями[21] должна передаваться по кругу; разумеется, если ему хочется, он может подержать её у себя на коленях, пока говорит, но, в конце-то концов, надо же передать миску соседу?

Приоритеты

Не раз, начиная совещания, начальник выражал сожаление, что Дон выглядит такой усталой, и вот теперь он вручил ей подарочный сертификат в камеру сенсорной депривации[22]. Этот подарок к декретному отпуску стал для Дон сюрпризом, она вообще ничего не рассчитывала от него получить. Дон ожидала второго ребёнка, поэтому другие сослуживцы дарили ей ваучеры в гипермаркет и подписки на доставку еды на дом.

– Один час в плавательной гондоле успокаивает лучше, чем полноценный ночной сон. Выйдешь оттуда другим человеком, – пообещал начальник, тридцатидвухлетний холостяк. Нередко он разговаривал так, словно зачитывал выдержки из рекламного буклета. – Я хожу туда два раза в месяц.