Читаем Загадка народа-сфинкса. Рассказы о крестьянах и их социокультурные функции в Российской империи до отмены крепостного права полностью

Легко заметить, что в социальном объяснении феномена извозчика все время просвечивает экономика. В самом деле, как не задаться вопросом: почему именно за этой профессиональной группой в литературе закрепляется переживание дьявольского искушения? Сразу же следует подчеркнуть, что речь идет об особом дискурсе в рамках дисциплинарной власти, созданном образованной элитой, в литературном воображении которой крестьянин/простолюдин искушался деньгами, оброненными богатым пассажиром. Само искушение оказывалось возможным, очевидно, лишь потому, что крестьянам в культуре той эпохи приписывалась сильная религиозность, покорность, богобоязненность и при этом они часто изображались как лишенные субъектности, т. е. не обладающие достаточной волей противостоять проискам нечистой силы. Особенно тяжким грехом и в фольклоре, и в литературе считалось поклонение золотому тельцу и алчность[576]

. Соединение двух представлений (о религиозности крестьян и о греховности денег) породило такой извод сюжета, в котором извозчику вменялось испытывать бесовское искушение крупной суммой денег и либо поддаться ему и погибнуть, либо с честью выдержать испытание и быть вознагражденным за возврат потери. Дисциплинирование потенциального простонародного читателя подобных рассказов заключалось в том, чтобы ненавязчиво объяснить ему, что брать чужое нехорошо, т. е., говоря политэкономическим языком, что такое собственность и кому она принадлежит.

Но исчерпывается ли этим экономическая подкладка?

Прежде всего, остановки извозчиков в Петербурге и Москве, по-видимому, уже с XVIII в. именовались биржей, т. е. местом торга, где возницы конкурировали между собой за седоков[577]

. Вот как описывает этот рынок Полевой в «Мешке с золотом»:

В самом деле, если нельзя назвать республикою, то можно уподобить целому гражданскому обществу мир московских извозчиков. <…> в мире московских извозчиков есть свои условия быта, из коих только гении-извозчики вылетают и в коих богатство выигрывает, ум служит подставкою, а бедность и глупость, как везде, бывают родные сестры.

<…> Биржа, где стоял Ванюша, составляла только часть мира того постоялого двора, в котором, под покровительством Парфентья, кочевали пришлецы отвсюду и всякие. Они разъезжались каждое утро на несколько биржей и соединялись в одно общество поздно вечером. На каждой бирже были записные, вековые жильцы-извозчики, знавшие всю подноготную в Москве и управлявшие общими мнениями… Волнения на бирже, при появлении пешеходца, все делались под их рукою. Тут был неизъяснимый дележ, угощенье, череда. Главные коноводы всего более выработывали ночью, возя удалой народ на лихих дрожках бог знает куда и где кидали горстью двугривенные, как сор, не уважали синих и красных бумажек и гордились только белыми[578].

Перейти на страницу:

Похожие книги

Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ
Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ

Пожалуй, это последняя литературная тайна ХХ века, вокруг которой существует заговор молчания. Всем известно, что главная книга Бориса Пастернака была запрещена на родине автора, и писателю пришлось отдать рукопись западным издателям. Выход «Доктора Живаго» по-итальянски, а затем по-французски, по-немецки, по-английски был резко неприятен советскому агитпропу, но еще не трагичен. Главные силы ЦК, КГБ и Союза писателей были брошены на предотвращение русского издания. Американская разведка (ЦРУ) решила напечатать книгу на Западе за свой счет. Эта операция долго и тщательно готовилась и была проведена в глубочайшей тайне. Даже через пятьдесят лет, прошедших с тех пор, большинство участников операции не знают всей картины в ее полноте. Историк холодной войны журналист Иван Толстой посвятил раскрытию этого детективного сюжета двадцать лет...

Иван Никитич Толстой , Иван Толстой

Биографии и Мемуары / Публицистика / Документальное