Таким образом, речь уже идет о «бестиализации» части палеоантропов в двух смыслах — не только физической, но и функциональной. По ископаемым остаткам физическая (морфологическая) бестиализация обнаруживается раньше: у неандертальцев, остатки которых связаны с развитым «мустьерским» инвентарем, подчас наблюдается усиление тех имевшихся у исходных, обобщенных форм признаков, которые более или менее общи с обезьянолюдьми, — эти признаки как бы обособляются по контрасту от других признаков, тоже имевшихся у исходных, обобщенных форм палеоантропов, но усиливающихся у другой ветви «мустьерцев», преобразующихся затем в неоантропов. Но это морфологическое раздвоение единого корня на две полярные ветви — не самое главное. Редукция у части палеоантропов пользования орудиями должна была поставить их в новые отношения с природой. Само их физическое строение и развитие оказалось в возросшей зависимости от природных условий. Так, на «снежном человеке» мы, по-видимому, наблюдаем весьма резкое проявление давно установленного зоологами закона природы: животные одного и того же вида достигают самых крупных размеров в северных, холодных местах своего обитания, тогда как на юге, в странах теплого климата, водятся мелкие разновидности. Достаточно сопоставить сведения о гигантах — «саскватчах» из Северной Америки со сведениями о пигмеях — «агогве» из Центральной Африки, чтобы представить себе всю огромную шкалу физической перестройки реликтовых гоминид на этой кривой от Приполярья до тропиков. Ту же закономерность, очевидно, мы наблюдаем и в высокогорных районах Азии, где места, граничащие с ледниками и вечными снегами, могут оказывать на организм такое же воздействие, как и северные области обитания, и откуда, действительно, поступают сведения об особях или популяциях особенно крупных размеров. Эти вариации размеров неотделимы от вариаций многих других черт морфологии. Мы описывали выше широкую амплитуду морфологических вариаций: тут можно встретить формы, кое в чем тяготеющие к австралопитекам, может быть, к гигантопитекам, к питекантропам, к различным типам неандерталоидов, включая «прогрессивные» полу-сапиентные варианты. Вся эта пестрота лишь показывает, в какой степени палеоантропы в процессе бестиализации оказались под воздействием местных природных условий и потока биологических случайностей. Но все индивидуальные, популяционные, географические вариации объединяет единая граница, исторически все более углублявшаяся, — граница и антагонизм между всеми ними вместе и порознь взятыми и вооруженными трудом и речью людьми — неоантропами.
Иными словами, реликтовых палеоантропов, при всем их многообразии, мы рассматриваем как единый вид. К аргументам, приведенным в гл. 11, добавим здесь, что о том же свидетельствует и реконструируемая постепенно единая картина расселения по земле этих существ. Картина эта может быть определена принятым в антропологии понятием моноцеатризм. Единая схема расселения, вытекающая из совокупности рассмотренных данных (включая картирование современных. сведений, исторических свидетельств, древнего эпоса), подразумевает расселение единого вида, исключает идею нескольких видов. Хронологически эта единая схема расселения охватывает верхний плейстоцен и голоцен, иначе говоря — «историческое время», ибо это время существования и развития на земле современного человека (неоантропа).
Последний, таким образом, согласно изложенному взгляду, не «встретил» этого высшего примата во вновь заселяемых землях, и не сосуществовал с ним равнодушно по всей эйкумене с древнейших времен до недавнего времени, — человек развивался и расселялся отталкивая и оттесняя от себя это «зло». Расселяясь по земле, люди заставляли там самым отходить палеоантропов в соседние незанятые людьми районы. Люди расселялись по великим рекам, палеоантропы тем самым были принуждены расселяться преимущественно по великим междуречьям, то есть по водоразделам. Люди оттеснили палеоантропов на края эйкумены, в том числе на Крайний Север, а освоив крайний северо-восток Азии толкнули палеоантропов к перемещению на Американский материк. Подчас палеоантропы оказывались зажатыми между двумя сдвинувшимися «краями эйкумены» — между двумя потоками расселения людей. Так, не одними биогеографичеокими факторами, но и историей людей определились основные линии распространения по земле и реликтового обитания «ночного (снежного) человека». По крайней мере так можно построить достаточно непротиворечивую и цельную рабочую схему.
Эта идея антропогенеза через поляризацию, которая представляется мне столь плодотворной, глубоко отлична от идеи гаммы или шкалы эволюционных ступеней, постепенно ведущих от обезьяны к современному человеку. Представление об этой простой лестнице долго владело умами дарвинистов. Но его же косвенным плодом оказались глубоко враждебные научной истине попытки деления живущих на земле людей на эволюционно высших и низших.