Загадка «снежного человека». Современное состояние вопроса о реликтовых гоминоидах

Тут я подошел к самому глубокому разногласию, разделяющему меня с А. Сэндерсоном. В главах 16 и 17 его книги есть положения, которые я считаю долгом решительно отвергнуть. Обиднее всего, что к ним автора привел отнюдь не какой-либо злостный расизм. Напротив, автор подчеркивает, что, по его мнению, три большие расы людей отнюдь не отличаются друг от друга духовными способностями. Им руководит естественнонаучный эволюционизм, ему кажется, что благодаря «снежному человеку» он имеет, наконец, возможность перечислить все звенья, протянутые природой между обезьяной и человеком, и тем самым опровергнуть, наконец, догмат о сотворении человека по образу бога, показать, кому надо верить: Священному Писанию или Дарвину. Но так или иначе, движимый эволюционизмом, А. Сэндерсон впал в глубокие ошибки. С одной стороны, как мы уже знаем, он разделил данные о «снежном человеке» на четыре группы по признаку все большего отдаления от человека, причем одной из них, прото-пигмеям, приписал отнюдь не животное свойство: пользование хотя бы самой примитивной формой языка. С другой стороны, живущих на земле людей А. Сэндерсон тоже разделил на две неравные группы, выделив среди них наряду с тремя равноценными большими расами три малые «примитивные расы», «суб-людей», а именно: австралийцев, бушменов и пигмеев. Он утверждает к вящей славе эволюционизма, что «нет резкой грани между настоящими людьми и суб-людьми», что «мы даже не знаем, где кончается суб-человек и начинается человек». Шкала от человека к обезьяне получилась действительно «скользящая», но оскорбляющая целые народы.

В противовес этому я должен повторить то представление о Homo sapiens, которое является азбучным для каждого советского антрополога. Есть «род человеческий», «вид человеческий», в котором нет никаких подвидов и разновидностей. Все народы на земле являются одинаково древними, так как произошли от единого предкового вида, в единой, хоть и широкой, географической области (монофилизм, моноцентризм). Можно ли обнаружить в физической организации ныне живущих людей те или иные признаки «суб-людей», то есть палеоантропов? Можно, но эти индивидуальные или популяционные атавизмы, будь то неандерталоидные или даже куда более древние, например, рудиментарный хвост, не бывают доминирующими, ничего не меняют в главном, что характеризует и отличает человека в его морфологии и психических способностях. Различия между расами касаются лишь совершенно второстепенных соматических оттенков. Нет никаких «переходных» типов людей от Homo sapiens к чему либо другому. Между прочим, все живущие на земле люди имеют язык, владеют членораздельной речью, а ни одно животное, включая реликтового гоминоида, не имеет никакого примитивного языка.

В противоположность А. Сэндерсону, я не думаю, что открытие реликтового гоминоида уже само разрешает проблему перехода от животного к человеку. Скорее оно снова ставит эту проблему, причем вплотную, непосредственно. Решение же будет найдено другими открытиями, которые неизбежно последуют.

Кстати, поскольку мы заговорили о происхождении членораздельной речи, о «второй сигнальной системе», дальнейшие исследования реликтового гоминоида в фазе размежевания с ним неоантропа сулят великие научные перспективы. Не является ли в этой проблеме недостающий звеном стадия односторонней речи? Ведь если даже собака может давать дифференцированную реакцию на 60–80 различных речевых сигналов, ничего не «отвечая», то как же велики возможности такого воздействия на высокоразвитого бессловесного гоминида! Придет час, и в лабораториях или природных условиях будут осуществлены великолепные опыты над палеоантропом, стоящим у порога «второй сигнальной системы».

Я не хотел бы все-таки считать вопрос об идентификации «снежного человека» с палеоантропом (неандертальцем) решенным вопросом. Пусть сказанное выше будет принято только как размышление вслух. Слишком еще много нового и неизвестного во всей этой проблеме. К тому же отнюдь не своевременно было бы нейтрализовать общность многих наших аргументов со сторонниками «антропоидной» версии. Мы являемся научными союзниками против всех, кто отрицает самую реальность «снежного человека». Мы, например, союзники в том, что привлекаем внимание научных кругов к биогеографической основе распространения «снежного человека». Обе версии считают «снежного человека» животным, то есть объектом зоологии, и поэтому рассматривают его в тесной связи с проблемой его биотопов, ищут его базу в природной среде. Правда, при этом «гоминидная» версия делает акцент на том, что он — эврибионт, даже убиквист, а «антропоидная» версия принуждена жестче связывать его с животной и даже с растительной средой (что не оказывается удачным!). Но до известных пределов между обеими версиями все же налицо общность биогеографического метода.