– Ну, это всё понятно, Ильич, но где Америка и спецслужбы, а где мы?! – возмутился Марк и засмеялся. – Нет, этого просто не может быть!
Доктор затушил о железную урну бычок и кивнул головой, чтобы Войт следовал за ним. Обойдя здание морга, они прошли по узкой тропинке парка и оказались у старой сломанной лавочки.
– Вот, разреши представить: собственной персоной клещевина обыкновенная семейства молочайных. Или, по-простому, на латыни рисинус комунис. Была известна в глубокой древности: ее семена найдены в гробницах египетских фараонов! – Семён Ильич указывал на куст с коричневатыми уплотнёнными широкими листьями, росший прямо возле лавочки.
– Я не понимаю, – опешил Марк Николаевич.
– Чего ты не понимаешь? – доктор надвинул очки ближе на глаза и в упор посмотрел на гостя. – Вот тебе рицин, и он отлично себя чувствует в нашем регионе. И вообще ты можешь эту культуру найти по всей планете. Именно из его семян делают касторовое масло и мазь Вишневского. Полезнейшая вещь, скажу я тебе!
– Но…
– Но, – понимая, о чём хочет сказать Войт, поспешил перебить его Семён Ильич, – позволю себе повториться, что, кроме полезных веществ, в семенах клещевины содержится ядовитое вещество рицин, которое при промышленном производстве не переходит в масло. Поэтому употребление в пищу семян опасно, может вызвать очень тяжелое отравление. Рицин – исключительно сильный яд, в тысячу раз более токсичный, чем цианистый калий. Даже чрезвычайно малая доза – одна десятая грамма – смертельна для человека, особенно при введении в организм путем инъекции.
– Хорошо, пусть так, – Марк Николаевич нервно покачивался на крепких ногах, – но в больнице, когда врачи вели осмотр пациентки, они должны были его выявить?!
Семён Ильич, поджав губы, глубоко вдохнул:
– Не знаю. Я пострадавшую не видел и не исследовал. Но в защиту коллег могу со всей серьёзностью заявить – симптомы развиваются не сразу и часто напоминают признаки других заболеваний, что делает бесполезными любые попытки лечения. Больше всего от него страдают почки.
– Правильно, почки. Они так и написали.
– Вот видишь… И потом, – доктор закурил ещё одну сигарету и присел на поломанную лавочку. – Я ведь сразу тоже не понял. Если бы не мои уловки, – Ильич самодовольно покачал головой… – Ну, да ладно. Кто-то очень хорошо замаскировал отраву.
– В смысле?
– Рицин не в чистом виде, а какой-то видоизменённый, поэтому практически невозможно его выявить. И мы не знаем, может быть, имело место спонтанное наслаивание друг на друга действующих химических соединений, – Берест говорил тихо и задумчиво, глядя куда-то вдаль, будто беседовал сам с собой.
– А можно перевести это на нормальный язык? – осторожно попросил Марк, стараясь не спугнуть мысли доктора.
– Можно, конечно, – Семён Ильич перевёл взгляд на собеседника. – Известен пример с отравлением Распутина, когда в крем пирожного добавили цианистый калий. Несмотря на смертельную дозу, он не привел к смертельному исходу, так как антагонистическое влияние на него оказала глюкоза, содержащаяся в сахаре и виноградном вине. Большое содержание глюкозы нейтрализовало яд. И чудо здесь ни при чём.
– Ты хочешь сказать, что кто-то сотворил яд на основе рицина так, чтобы это выглядело, как болезнь?
– Именно. Намешали полезного и смертельного, но очень умело. Умельцы! – восхитился доктор и растоптал окурок в пыли.
– Ладно, на этой позитивной ноте и распрощаемся, – съязвил Марк Николаевич. – Благодарю за помощь, – он сунул в широкий карман Береста конверт, – до встречи.
– Надеюсь, не до скорой, – хихикнул Семён Ильич.
Войт пожал ему руку:
– Анекдот на дорожку хочешь?
– Так сказать – алаверды?
– Типа того.
– Валяй!
– Хирург подкалывает патологоанатома: «Вы единственный врач, который ни разу не сделал своим пациентам лучше». Патологоанатом парирует: «Я единственный врач, который ни разу не сделал своим пациентам хуже».
– Это да! – засмеялся Берест. – Этим и горжусь!