– Бегом! – не скомандовал, прошипел командир и ринулся с пулеметом наперевес на высотку.
Ноги постоянно предательски соскальзывали и несколько раз Сема даже скатывался на метр-другой вниз, но упирался ногой глубже в землю и продолжал карабкаться. Дополз. Авдеев с Фаизовым уже давно были наверху, посмотрели вниз, махнули рукой следовать их примеру и скрылись.
Гаврилов выглянул. Бой кипел уже практически наверху. Рассмотреть что-либо было достаточно сложно – позиции заволокло дымом. Сплошная какофония звуков не позволяла понять, что происходит. Взрывы, выстрелы, стоны, крики на русском и немецком. Причем несколько команд на немецком звучало уже из наших окопов. Переведя дыхание, Сема начал приподниматься, чтобы перебежать к ближайшему окопу, как отчетливо услышал хриплый голос Кузнецова: «Малой, давай бегом за пулемет, туда же, где утром был!» и тут же тот же голос стал кричать что-то по-немецки… По-немецки!!! Кому? Зачем? Да что здесь происходит? Все эти мысли стаей витали в голове Гаврилова, пока он на четвереньках перемещался на то место, где еще утром вел бой с Иваном.
Спрыгнул. В окопе лежал боец из первой роты. Убит. Положение тела не допускало иных вариантов. На бруствере лежал перевернутый пулемет. Сема бегло осмотрел – вроде, цел, есть пол-ленты. Еще одна заряженная лежит под ногами. Выглянул из окопа. Левее на высоту накатывал танк. Позади него несколько человек в серых шинелях, прячась за броней, поднимались наверх. Прицелился. Выровнял дыхание. Короткая очередь. Один человек упал. Остальные, кажется, так и не поняли, откуда ведется огонь. Снова прицелился. Затарахтел МГ. Еще пара человек упала. Но теперь фрицы поняли, откуда стреляют. Часть их залегла. Несколько человек стали целиться в его направлении. Пора менять позицию. Поднял пулемет, юркнул за бруствер и перебежал немного правее. Над головой засвистели пули. Не видят они его. Стреляют неприцельно. Не могут видеть. За спиной снова немецкая речь, вперемешку с выстрелами. На мгновение Гаврилов остановился и замер, не понимая, что происходит. Но вспомнив, что и Кузнецов отдавал какие-то команды на немецком, решил просто делать свое дело, стараясь не обращать на это внимание.
Еще одна очередь. Теперь чуть длиннее. И вслед ей короткая, добившая ленту до конца. Скрылся в окопе. Перезарядил пулемет. Снова сменил позицию. Выглянул. Танк уже был наверху. Перевалился через один из окопов и устремился к центру высотки. Но пехоты за ним не было. После очередей Гаврилова она залегла и не пошла за броней. Сема прицелился по одному из фрицев, которого было видно. Выдохнул. Палец на спусковом крючке…. Стоп. Внизу какое-то шевеление. Даже не увидел, – почувствовал красноармеец… Осторожно перевел взгляд вниз – так и есть. Прямо на его позицию ползло несколько фрицев. Присмотрелся – да даже не несколько, не менее десятка. Упустил их из виду. Они и воспользовались. Тихо, без стрельбы, незаметно. Решение пришло мгновенно. Достал одну гранату, вторую. Мгновение, и одна за другой полетели вниз. И тут же длинная пулеметная очередь. Хорошо попал. Одно из тел даже подбросило взрывной волной. Еще один немец вскочил, чтобы перебежать от упавшей неподалеку гранаты, но тут же упал, скошенный очередью пулемета.
За спиной ревел танковый двигатель, прозвучало несколько раскатов разрыва, но Гаврилов, немного сменив позицию, всматривался вниз, пытаясь разобрать, кто из подползавших фрицев еще жив. Прицелился. Снова длинная очередь. Все. Пустая лента. Сполз вниз. Начал бегло осматривать окоп на предмет наличия ящика с патронами. Почувствовал, что земля дрожит. Со стенок окопа стала все быстрее осыпаться земля. Посмотрел наверх – прямо над головой, закрывая часть неба появилась дно немецкого танка, и земля стала уходить из-под ног.
Кто сказал, что немцы не способны на подвиги? Механик-водитель направил уже горящий танк на окоп, где сидел пулеметчик. Потянул рычаг, поворачивая свой Panzerkampfwagen и засыпая землей красноармейца, буквально хороня его заживо. Минута, и танк застыл. Огонь уже давно перекинулся внутрь, загорелся моторный отсек, а вместе с ним и немецкие танкисты.
Минуло три недели с событий, развернувшихся на злополучной высоте. Поезд с шестью деревянными вагонами бежит, постукивая колесами, на восток.
Гаврилов с трудом повернулся на бок. Движения уже не отдавались нестерпимой болью, как раньше, обжигая, будто ошпаривая кипятком все тело, но и приятного в них было немного. Скорее бы остановка… Даже не потому, что есть хотелось, шутка ли, почти сутки голодают, а хотя б просто открыть вагон, вдохнуть свежего воздуха. Запах душистого сена, которым были устланы двухэтажные нары с ранеными, перемешался с запахом пота, гноя, бинтов и непонятно чего еще, образуя тошнотворную смесь, которую приходится вдыхать вот уже третьи сутки пути.
– Братцы!!! – раздался вопль откуда-то с другой стороны вагона. – Кликните сестру!
– Нет ее, что тебе надо? – пробасил кто-то.
– Рана чесалась ужасно, хотел под бинтом почесать, а там вот!!!