Закалённый сталью

Однако, Гаврилов старался не вникать в тактические и стратегические замыслы командования. Переправились и переправились. Лес от расположения хозяйственной части был на большем расстоянии, а потому и ездить теперь приходилось значительно дальше. Но теперь и здоровье Семена, кажется, стало приходить в норму. Физические нагрузки, которые в первое время отражались бессонными от нестерпимой, обжигающей с головы до ног, боли ночами, теперь сказывались лишь на усталости ближе к закату, да крепким богатырским сном. Гаврилов уже несколько раз подходил к Черных с просьбой перевести его в боевое подразделение, напомнить о нем Кузнецову, или Арефьеву, да в любую роту, только на передовую - выздоровел он, не время в тылу отсиживаться, немцы вот-вот в Сталинграде будут. Старшина же обещал при случае передать им, но не горел желанием терять добротного и честного красноармейца.

20 сентября Семен с Володькой вернулись с заготовки поздно. Солнце практически спряталось за горизонт, и над землей тянулась белая дымка тумана.

– Гаврилов, ты, что ли? – раздался голос Фильки-красноармейца, что был на побегушках у командира

– Я!

– Давай бегом к старшине, он тебя уже давно дожидается.

Сема чертыхнулся, попрощавшись с мыслями о скором беспробудном сне, и побрел в сторону штабной землянки.

– Товарищ старшина! Красноармеец Гаврилов по вашему приказанию прибыл!

– Заходи, садись.

За столом помимо Черных сидел младший сержант, с любопытством осматривающий Семена.

– В общем, забирают тебя у меня, Гаврилов. Вот приказ. Поступаешь в распоряжение младшего сержанта Богалий. Все подробности у него по дороге узнаешь, некогда мне тут с вами рассиживаться.

– Есть! – только и смог ответить Семен, с удивлением посмотрев на младшего сержанта. А у того во взоре огоньки озорные, так и бегают.

А Черных продолжил:

– Давай, Семен! Спасибо за службу! Что надо будет – обращайся, постараюсь помочь, – встал, подошел к красноармейцу, вскочившему с места, и крепко пожал руку.

Как только Гаврилов и Богалий вышли, Черных перекрестил их вслед и, затянувшись папиросой, долго смотрел в сторону выхода. Хороший парень Гаврилов – искренний, без гнилья за пазухой, к такому быстро прикипаешь всей душой. И Кузнецов, к которому он отправился, тоже мужик хороший. Дружили они. Но про Гаврилова Черных ему не рассказывал. Знал, что если старлей обещал к себе забрать, то всеми правдами и неправдами заберет. А отпускать Семена не хотелось. Замену найти ему не сложно. Вот только в роте у Кузнецова – это даже не на передовой. Хоть и бережет он каждого бойца как зеницу ока, но постоянно по лезвию ходят. Черных прекрасно помнил бойцов у старлея и в ноябре 41-го, и в апреле 42-го, и в августе 42-го…. Большей частью это все разные бойцы. И нет в том вины их командира, как раз он принимает зачастую единственно верные решения. Вот только ношу берет непосильную, или дают таковую, помня о былых заслугах. И самое страшное не это. Куда ужасней, что Кузнецов в каждой потере винит себя, терзается душой… А посему, при выполнении любой задачи, стремится все сделать сам, пытаясь как бы защитить этим своих бойцов. Вот только чем тяжелее мы взваливаем груз себе на плечи, тем быстрее и спину надорвем. А любая ошибка в его деле – это смерти таких молодых пацанов, как Гаврилов – искренних, с душой нараспашку. Верят они в Кузнецова, безоговорочно верят.

Именно это и пытался донести вчера Черных в разговоре с старлеем. Откуда только тот прознал про Семена… На том и разругались друзья. А сегодня после обеда прибежал этот Богалий с письменным приказом, оформленным чин-чинарем. Обычно на это до недели уходит, а тут на тебе, и суток не прошло.

Гаврилов быстро собрал в вещмешок все свои скудные пожитки, попрощался с сослуживцами и вышел к младшему сержанту.

– Ну что, Вальтер, пошли, путь неблизкий, – улыбнулся Богалий

– Почему Вальтер?

– Твой перевод обошелся Кузнецову в немецкий пистолет «Вальтер» с дарственной надписью какого-то ихнего генерала, – засмеялся младший сержант.

– Так меня в роту Кузнецова переводят? – удивленно спросил Гаврилов

– Да. Тебя, вроде, Семеном зовут?

– Так точно!

– А меня Серегой.

Пожали друг другу руки.

– Ну, давай, Семен, рассказывай, путь неблизкий, откуда командира знаешь, и за какие заслуги тебя с хлебного места к нам сослали?

Так за беседами, да за расспросами младшего сержанта дошли до костра, где грелись красноармейцы, неподалеку от наскоро возведенных шалашей.

– Вот что, Сема, командир на «передке» сейчас, вернется поздно. Утром ему доложишься. Знакомься пока с теми, кто есть. Авдеев погиб недели три тому назад, даже схоронить не смогли – уходили к своим от облавы. Иван, про которого ты рассказывал – не знаю такого. Я сам здесь с июня только. Подъем в шесть, доложишься командиру и на тренировку.

– Куда?

– На тренировку. Будем из тебя героя делать. – засмеялся Богалий.

Семен пока даже мысленно называл его по фамилии, не привык он к обращению по имени со старшими по званию. А младший сержант уже обращался к сидевшим у костра:

– Это чем таким ароматным тянет?

– Бульон куриный, свойский.

– Бабушкин аттестат?