Записки. 1793–1831

— Не бойтесь, — отвечал я, — готовьтесь отслужить молебен с коленопреклонением за здравие всемилостивейшего государя нашего, — а сам стал на паперти при входе в церковь. Явился с колокольни понятой с объявлением, что со всех сторон валит народ так, что пыль столбом. Действительно, в скором времени прибыли тысячи, и когда подошли к церкви:

— Здравствуйте, господа, — сказал я им, — я сам велел бить сильнее в набат, чтобы вы скорее пришли, и собрать вас к молебну. Пойдемте! — и сам пошел вперед.

Все хлынули за мной, и менее чем в четверть часа уже в церкви места не было. Началось молебствие, и по окончании оного приказал я чиновнику, при мне находящемуся, прочитать указ, данный на мое имя из экспедиции, чтобы разобрать причины неудовольствия крестьян. Не выходя из церкви, обратился я к народу, сказав громко:

— Теперь пойдемте в приказ.

Я шел бодро; подле меня бледный, едва дышащий чиновник, а за нами народ. Слишком шумливый говор народа заставил меня остановиться и закричать: «Смирно!», и все смолкло. Пришли. Я вошел в приказную избу; она была так тесна, что едва 20 человек могли в ней поместиться. Я велел вынести стол в поле, сундук с бумагами, расчетами и прочим, и стул для себя. Когда это было исполнено, потребовал я смененного самовольно крестьянами голову, выборного писаря и прочих. Явился высокорослый, дюжий, рыжий крестьянин и сказал:

— Я выбран миром головой; все прочие, прежние, по мирскому приговору, лежат скованы.

— Где?

— Подле приказа.

— У кого ключи?

— А хоть бы и у меня.

— Так пойдем, брат, со мной; мне нужно допросить старого голову.

Мы вошли в избу, в которой был самый тягостный дух; ибо уже три недели эти несчастные лежали друг подле друга на соломе.

— Подай мне ключ, — сказал я.

Он приостановился.

— Подавай, — вскричал я, — или худо будет, — и постучал шпагой по полу.

Он подал ключ.

— Раскуй их.

Он это исполнил. Когда все были раскованы, велел бывшему голове сковать нового, и, по окончанию сей церемонии, вышел со всеми освобожденными к народу, сказав ласково:

— Вы поступили противузаконно, самовольно сменив начальников, утвержденных указом экспедиции в силу высочайшей воли. Я теперь дело поправил, а их привел к вам к отчету.

— Мы их не хотим, подай нам нового!! — закричал народ.

— Я вам их и не отдаю, — сказал я, — а они нужны, чтобы их счесть. Ребята! Нужен порядок, делайте что прикажу; новый ваш голова скован, — и показал им ключ. В противном случае, — указывая на вытребованных мной понятых из Брели, — кто первый без моего спросу заговорит, велю связать. Станьте в кучку по деревням вокруг стола и выбирайте из каждой деревни по одному человеку, которому вы верите, чтобы я мог его расспрашивать.

Они начали друг на друга посматривать.

— Что вы стоите? — вскричал я. — Что приказано, то делать!

Спросил освобожденного голову, как зовут деревни. Он начал называть, а я устанавливать крестьян вокруг стола. Потом выбрали они по одному говоруну из каждой деревни; каждый стал ближе к столу. Я стал расспрашивать и узнал, что неудовольствие их проистекало от сильных сборов, сверх подушных и оброчных.

— Подай мне, — сказал я голове, — отчетность в деньгах.

— Вот это дело!! — закричал народ.

— Молчать! — закричал я в свою очередь и начал считать; громко читал каждую издержку. Тому-то столько, за это столько; сам я записывал каждую издержку, вывел итог, и ужаснулся! В три года, сверх подушных и оброчных, дорожных и прочих узаконенных (сборов), собрано было и издержано 36 тысяч рублей ассигнациями! Если что оправдывало бывшего голову, это то, что он раздавал чиновникам деньги при избранном от мира особом счетчике и волостном писаре. Окончив это, я собрал все эти документы грабежа и объявил народу, что я представлю их в экспедицию. Тут приступил я, вследствие данного мне указа, к тому, чтоб узнать о зачинщиках этого беспорядка. Это продолжалось очень долго и без успеха. Наконец вышед из терпения, бросился я на одного, который больше всех кричал.

— Это ты, — сказал я, и велел его связать.

— Как это он узнал? — огласилось в народе.

Для удостоверения более не нужно было. Я взял его к допросу, и он назвал восемь человек зачинщиков, в числе которых был и скованный мной голова. Всех их велел я немедленно отправить в экспедицию в Москву. Прочий народ пригласил в село, выкатил им, на знакомство, бочку вина, и пошло празднество.