Записки. 1793–1831

Не дождавшись окончания оного, я уехал в Москву, подал в экспедицию подробный рапорт о моих действиях с приложением всех документов и старался, в ограждение бедных крестьян, выставить, что единственно тяжкие и незаконные сборы заставили выйдти из терпения, а не своевольство или желания быть бунтовщиками. Вместе с тем известил г-на министра о происшедшем с приложением копий за скрепой со всех документов, представленных в экспедицию и просил, сколь возможно, смягчить участь бедных, угнетенных крестьян. Явилось все иначе, и неожиданно, как будто моей поездки не бывало. Указом департамента уделов предписано было г-ну советнику ехать со мной на место, чтобы удостовериться вполне о действиях бунтовщиков и предать зачинщиков всей строгости законов. Сим указом бездействие советника, и все виновники неудовольствия крестьян были отстранены (от ответа).

V

Возвратясь в Москву, я подал в отставку. Целый год меня не отставляли; наконец явился ко мне на квартиру Московский почт-директор К.[103], служащий под ведением того же министерства, и, от имени г-на министра предложил мне перейти в почтамт, где я получать буду то же жалованье, которое получал в экспедиции, и что экспедиция мне выдаст годовое жалованье; сверх того обещал мне в почтамте квартиру и дрова, чего я, впрочем, не получил. Не подозревая никакого обмана, я не согласился, — как вдруг узнал, что я нахожусь в списке чиновников, служащих в почтамте. К счастию, по знакомству с ректором Московского университета, Ч.

[104], услышал я, что велено, по высочайшему повелению, отыскать чиновника, который бы мог читать публично тактические лекции, и что уже один майор, К. д’А., явился, и ему назначено в такой-то день читать пробную лекцию. Я просил Ч. назначить мне такую же пробную лекцию после майора К. д’А. По извещению ректора, явился я в назначенный день. Присутствовали все профессора; из посторонних слушателей были И. И. Дмитриев, Н. М. Карамзин, князь А. И. Вяземский, обер-полициймейстер Балашов, несколько военных, штаб- и обер-офицеров и господ студентов.

Куратором Московского университета был тогда М. Н. Муравьев. Обе лекции были к нему отправлены; мои удостоились утверждения, и приказано было, каждую мою лекцию, хорошо переписанную, отправлять в Петербург.

Через несколько времени был и сам вызван в Петербург и определен к генерал-адъютанту князю П. М. Волконскому, который тогда с графом Ливеном делил портфель военный, ибо военного министра еще не было. Это продолжалось недолго. Графа Ливена отправили посланником в Лондон, а князя Петра Михайловича послали путешествовать по Европе[105]. Мне велено быть его спутником. Здесь большая для меня неприятность была та, что везде, куда князь ни представлялся, все почитали меня данным ему для советов. Это произвело некоторое охлаждение со стороны князя. Наконец в Берлине явился случай, который уже озлобил князя против меня. Французы тогда господствовали в Берлине. Князь и я приглашены были к коменданту Берлина Сент-Гиллеру. За обедом зашла речь об Аустерлицком сражении; князь неосторожно начал утверждать, будто Аустерлицкое сражение не было проиграно. Все французские генералы, бывшие за столом, опровергали мнение князя, который не мог подкрепить никаким доказательством высказанное им, но стоял крепко на своем.

Это взбесило французского гусарского генерала Ruffin[106]

, который сказал следующую нескромную фразу:

— Dаns lе bulletin sur lа journée d’Аusterliz il est dit: l’eтрегеur dе Russiе étаit еntouré dе trеntе sоts, étiеz vоus, mоn рriпсе, du nоmbrе?[107]

К крайнему моему удивлению, князь молчал; я встал из-за стола и сказал:

— Сhеz nоus, quand оn invitе lеs françаis à diner, се n’еst раs роur lеur dire des choses désagréables[108].

Тот же генерал Руфин вскричал:

— Вгаvо, m-r lе mаjоr! on voit bien que le sang françаis coule encore dans vos veines[109].

Я отвечал:

— Vоus vоus trompez, générаl, jе suis russе еt с’еst un russе, qui a l’honneur de vоus parler[110]

.

— Nе vоudriez vоus pas, раг hazard, vоus battrе аvес nоus tоus?[111] — продолжал тот же генерал.

— Рогquoi раs, mеssiеurs, mаis l’un аргés l’autre[112].

Тогда комендант, который во все время чем-то занимал князя, подле него сидящего, закричал:

— Du сhатрадпе! Buvons à la santé du major russе et la paix sera faite. Nos eтрегеurs sont amis, lеurs sujets doivent l’être aussi![113]