Читаем Записки сибиряка полностью

Собравшись, я вышел из избушки, сориентировался по компасу по сторонам света, карта местности была в голове. Места эти я немного знал, приходилось здесь охотиться. Наметил себе маршрут в виде круга ≈15 км, чтобы не приходить рано в избушку, если придешь рано, ночь покажется очень длинной.

Охотился я тогда уже с отличным ружьем МЦ 21–20 12 калибра, подаренным мне братом Николаем. Считаю до сих пор, что это лучшее ружье отечественного производителя в то время.

Углубившись в лес, я быстро понял, что ходьба будет тяжелой, снега оказалось почти по колено, радовало, что он рыхлый, свежий, что облегчало движение.

К часам десяти я нашел свежие следы трёх лосей — крупный бык, матуха и теленок. Звери шли не спеша, с кормежкой. Направление хода зверя меня вполне устраивало, прикинув, я понял, что лоси от меня недалеко. Вытащив из рюкзака белый маскировочный халат, я облачился в него и, осторожно сойдя со следа лосей, учитывая направление легкого ветерка, стал высекать движения зверя. Как я ни старался, звери почуяли меня, и я их увидел неожиданно среди крупного березняка.

Впереди шел крупный бык, за ним матуха и следом довольно исправный теленок. Матуха периодически останавливалась, оборачивалась и постоянно крутила ушами, как локаторами. Я понял, что опасность они почуяли, а направление определить не могут. Прикинув расстояние, где-то ≈70 метров, я решил стрелять. Зверь возбужден, всё равно уйдет, но а если окажется подранок, то по снегу его будет добрать легче.

Стрелял я из МЦ 21–20 только пулями «Полева», так как очень берег ружье. Пуля эта в пластмассовом контейнере и считается подкалиберной, и стволы с полным чоком не портят.

Приложившись к стволу березы, с упора я выделил телёнка, т. к. он был ближе всех ко мне, и почти в угон. Звери уходили от меня, я выстрелил два раза подряд. Бык с матухой резко сорвались и побежали, телка я не видел, зато на его месте завихрился снег. Я побежал к зверю, т. к. знал, что не раз поверженный зверь, отойдя от болевого шока, при плохом попадании вставал и уходил, и его потом долго приходилось преследовать и добирать.

Подбежав к телку, я еще успел увидеть, как он отчаянно бил ногами и вспахивал вокруг себя рыхлый снег. Ободрав зверя, я сложил мясо на еловые ветки, закрыл шкурой и такими же ветками закрыл сооружение и придавил толстыми лесинами сверху. Но меня удивило одно — пули в туше при обдирке я не нашел, но не от страха же был поражен и умер телок? Который уже раз я взял голову и стал обследовать ее, голова была чистая, без повреждений. Что за наваждение? В раздумье я крутил голову в руках и тут уловил хруст костей, приглядевшись, я обнаружил под ухом незаметный след пули. «Да, — подумал я, — а ведь это был фактический промах, и только чудо, что я попал по убойному месту».

Довольный удачей, я не стал отклоняться от намеченного маршрута и пошел дальше, предварительно перекусив.

В часа два дня я снова нашел свежий след одинокого быка, пройдя по нему ≈2 км, я почувствовал, что зверь рядом. Снова достав из рюкзака маскировочный халат, я стал выслеживать зверя. Следы шли по взгорку крупного редкого осинника слева от взгорка, в низине рос тальник. Прикинув, что бык может быть на лежке в осиннике или кормиться в тальнике, я, сойдя со следа, стал осторожно красться между осинником и тальником, низиной. Пройдя ≈200 м, я пересек след лося, уходящий в тальник, но тальник сухой и ветки шуршат, а погода как никогда тихая, морозная, подойти нереально, спугну, и я решил идти между взгорком и тальником.

Быка я увидел идущим по краю осинника, я находился от него, получается, в низине, и стрелять мне надо как бы немного вверх.

Я залюбовался зверем, это бык не местный, а переходной, очень крупный бык темного окраса с большими мохнатыми рогами и заметной большой бородой. В нем чувствовалась огромная мощь и какая-то царственная походка, уверенность царя тайги.

Бык шел очень тихо, часто останавливался, водил ушами, прислушивался, раздувал ноздри.

Хотелось понаблюдать за ним, восхищаться, но верх взял охотничий азарт, и, тщательно прицелившись с руки под лопатку, я выстрелил 2 раза подряд. Расстояние было ≈50 м, и я был уверен, что попаду, но, к моему удивлению, бык резко побежал, но я успел увидеть, как на его лопатках вздулись два яблока. Я успокоился — значит, цель поражена.

Поднявшись на пригорок, я увидел на месте темную кровь в большом количестве и след, уходящий тоже с кровью. Но какое было мое удивление, когда я нашел уже мертвого зверя с двумя попаданиями по лопаткам в районе сердца на расстоянии ≈350 м.

Какая мощь! Какой великан! Какой красавец! Обдирая лося и прибирая мясо, я провозился часа 2. День клонился к концу, надо было идти в избушку, настроение было хорошее, хотелось петь и плясать. Усталости не чувствовалось, да и возраст у меня 30 лет, я и сам был, как этот прекрасный зверь, полон сил.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 знаменитых тиранов
100 знаменитых тиранов

Слово «тиран» возникло на заре истории и, как считают ученые, имеет лидийское или фригийское происхождение. В переводе оно означает «повелитель». По прошествии веков это понятие приобрело очень широкое звучание и в наши дни чаще всего используется в переносном значении и подразумевает правление, основанное на деспотизме, а тиранами именуют правителей, власть которых основана на произволе и насилии, а также жестоких, властных людей, мучителей.Среди героев этой книги много государственных и политических деятелей. О них рассказывается в разделах «Тираны-реформаторы» и «Тираны «просвещенные» и «великодушные»». Учитывая, что многие служители религии оказывали огромное влияние на мировую политику и политику отдельных государств, им посвящен самостоятельный раздел «Узурпаторы Божественного замысла». И, наконец, раздел «Провинциальные тираны» повествует об исторических личностях, масштабы деятельности которых были ограничены небольшими территориями, но которые погубили множество людей в силу неограниченности своей тиранической власти.

Валентина Валентиновна Мирошникова , Илья Яковлевич Вагман , Наталья Владимировна Вукина

Биографии и Мемуары / Документальное
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное