Читаем Записки сибиряка полностью

Прошла эта бесконечная ночь, наступило утро, есть мы не могли, только пили чай, головой нельзя было тряхнуть. С трудом просушив одежду и обувь, захватив все необходимое, как сонные мухи, мы поползли в обратный путь к берлоге. На морозе и ходьбе мы почувствовали себя относительно хорошо.

Придя к берлоге, мы отогрели костром землю недалеко от туши, вырыли глубокую яму, поставили туда отпиленное толстое бревно на попа, запилили и закрепили поперек него под углом 90° две жерди/ворот, намотали на бревно тросик, другой конец троса закрепили за лапу медведя. Поворачивая по оси врытый столб, наматывая трос, создавалась приличная тяга типа лебедки. Таким образом, сначала одну, потом вторую лапу подтянули. Потом заведя трос удавкой под грудь, мы вытащили мишку из берлоги наружу.

Медведь оказался огромный, старый, зубы съедены наполовину, шкура намного больше лосиной. Сало на бедрах в пять пальцев, много внутреннего, в общей сложности натопили дома больше 40 литров. Что удивило, кишки оказались совершенно чистые, одна жидкость типа растительного масла. Провозились мы очень долго, до вечера, т. к. снимали шкуру с головой и когтями, сохраняя товарный вид.

Сама шкура была густая, темная, шелковистая. После снятия шкуры снимали второй слой сала, как шкуру. Ободранная туша медведя лежала, распластавшись, и напоминала упитанную голую женщину, сходство было поразительное.

Прибрав мясо, сало, шкуру, мы приготовили всё на завтра и снова ушли ночевать в избушку с тяжелым сердцем и в большом напряжении. На следующий день, придя к берлоге, брат взял на себя шкуру, я частично сало. Добравшись до дома и отдохнув, мы взяли помощников и отправились за остатками сала и мяса. Снегу выпало еще, Розка загуляла, шагая по тропе, мы растянулись цепью, за Розкой увязались с поселка кобелей штук десять. Артур не дал отгонять их, всех собак он знал, да и хозяев ихних. Пусть идут, увидим у берлоги, чего они стоят. Не доходя до берлоги немного, кобелей всех как ветром сдуло. А ведь собаки они были охотничьи, других в поселке не держали, и частенько хозяева этих собак хвастались, как они смело облаивают медведя.

Случай этот на берлоге и наши промахи и наше фантастическое везение запомнились мне на всю жизнь, приходилось мне охотиться в тех местах и после. Но никогда больше я не заходил в ту избушку, врытую в крутой берег на перекате.

Мне казалось, что следующий раз она точно заберет меня, она, как открытый капкан, ждет свою жертву.

Сон в руку

В конце 80-х годов, в начале ноября, через знакомых друзей мне предложили поохотиться в угодьях, где промышляет зверя бригада охотников по мясным и спортивным лицензиям.

Приехав в лес, я познакомился с двумя хозяевами-охотниками, которые тут же засобирались домой по неотложным делам. Посмотрев на меня мельком, они с ехидцей пожелали мне удачной охоты и бить зверя сколь угодно, т. к. лицензий в наличии много. Из своей практики они знали и видели много приезжих к ним в лес гостей, как правило, ничего путного из них не получалось. Похлопав меня по плечу и отпустив пару колкостей в мой адрес, они пожелали мне ни пуха ни пера и, самое главное, не заблудиться. Собравшись, на этой же машине уехали.

Оставшись один, я внимательно огляделся. Избушка была старая, полуземлянка, печка железная, в стороне стоял туалет — каркас из жердей, обтянутый брезентом. Тут же недалеко была вырыта яма под мусор, в которой валялись пустые банки и гора пустых бутылок, судя по бутылкам, спиртное было дорогое, значит, гостей здесь бывало много, и люди, очевидно, состоятельные.

Лес в основном был переросший осинник с плешинами сухих болот, заросших невысоким камышом. Местами был и хвойный лес, который чередовался с сопками. Что удивляло, лес был сильно захламлён упавшими деревьями, в основном крупными осинами. «Место хорошее, зверь здесь будет хорошо останавливаться», — подумал я.

Поужинав, разобрав рюкзак и приготовив на завтра все необходимое, я завалился на нары с большим удовольствием, т. к. в дороге меня здорово растрясло в кузове «Газ-66». Спал на новом месте плохо, несколько раз вставал, выходил на улицу, Падал пушистый снег, что меня очень радовало, т. к. завтра, если найду следы зверя, все они будут свежие.

Настроение поднялось, и я снова ушел в избушку, улёгся на нары и провалился в тревожный сон. Сколько ни бывал на разных охотах, а все равно волнуюсь, как перед первым свиданием с девушкой.

Проснулся рано и понял, что больше уснуть не смогу, возбудил меня необыкновенный сон. Будто бы на снегу лежат три покойника — мужчины в драповых пальто, тела окоченевшие, почти стеклянные. Непонятно зачем, но я их переворачивал и снимал с них пальто, с большим трудом выворачивая окоченевшие руки. Сон был как наяву, всё чётко, ясно, страха не было, и все запомнилось отлично.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 знаменитых тиранов
100 знаменитых тиранов

Слово «тиран» возникло на заре истории и, как считают ученые, имеет лидийское или фригийское происхождение. В переводе оно означает «повелитель». По прошествии веков это понятие приобрело очень широкое звучание и в наши дни чаще всего используется в переносном значении и подразумевает правление, основанное на деспотизме, а тиранами именуют правителей, власть которых основана на произволе и насилии, а также жестоких, властных людей, мучителей.Среди героев этой книги много государственных и политических деятелей. О них рассказывается в разделах «Тираны-реформаторы» и «Тираны «просвещенные» и «великодушные»». Учитывая, что многие служители религии оказывали огромное влияние на мировую политику и политику отдельных государств, им посвящен самостоятельный раздел «Узурпаторы Божественного замысла». И, наконец, раздел «Провинциальные тираны» повествует об исторических личностях, масштабы деятельности которых были ограничены небольшими территориями, но которые погубили множество людей в силу неограниченности своей тиранической власти.

Валентина Валентиновна Мирошникова , Илья Яковлевич Вагман , Наталья Владимировна Вукина

Биографии и Мемуары / Документальное
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное