Смуглянка со слезами на глазах долго прохаживалась вдоль реки, бросая прощальные взгляды в ту сторону, где, по ее разумению, осталась родная степь. «Бедная девчонка, – на нее жалостливо глядел Мирза, – наверное, плачет по родному дому, маме, подружкам, по своему сельскому роднику». Мирза сейчас отдал бы все на свете, чтобы вернуть к ней милые ей места, развеять ее тоску.
Мирза не знал, как успокоить прекрасную незнакомку, какие слова в таких ситуациях говорить. Он был растерян, молчалив, в то время как лукавые глаза прекрасной незнакомки пытливо следили за ним, горели озорными огоньками, а губы распахивались в плутовской улыбке. Мирза тоже следил за переменчивым настроением своей прекрасной смуглянки. «Что за создания эти девчонки? – Мирза не верил своим глазам, – смотри на нее, что она со мной делает: одновременно и плачет, и смеется!»
Она на Мирзу бросила шаловливый взгляд, когда он в ответ улыбнулся, показала ему язык. Затем она вдруг стала игривой, с ним затеяла игру «найди меня», разогналась и спряталась за кустами.
Мирзе ничего не осталось делать, как принять ее вызов. Он пуститься за прекрасной незнакомкой, начал искать ее. А она, плутовка, отбегает от одного куста к другому кусту, все хохочет, зовет его по имени и дурачится: «Эй, чужестранец, я не там, я за другим кустом, ищи меня». А сама за кустами от нетерпения вся прыскает, глазами лукаво играет, во весь рот хохочет, хитрой лисой притворяется. Он подкрадывается к кусту, где она затаилась, она из укрытия выскакивает куропаткой, убегает и прячется за следующим кустом и там давится от смеха. Он опять крадется за ней, притворяется, что ее никак не находит, делает круги вокруг того куста, где она притаилась, вдруг неожиданно высовывается, а там ее след простыл. Мирза вместе с прекрасной смуглянкой этой игре радовался как ребенок. Он весь вечер и следующий день готов был искать ее за всеми кустами на поляне, лишь бы ей с ним было хорошо.
Одно время Мирза решил разыграть эту шалунью. Взял да сам от нее спрятался. Когда Зулейха заметила, что Мирза перестал ее искать, и его нигде нет, она забеспокоилась.
«Куда же пропал мой пахлеван? Как бы он не столкнулся с нашими батырами! – забеспокоилась Зулейха. – Может, они его взяли в плен, связали и волокут на аркане? – ее голос заметно задрожал. – Пойду, посмотрю, – вдруг она себя поймала на мысли, – а с какой стати я должна за него беспокоиться? И с каких пор он стал моим пахлеваном?»
А Мирза, позабыв, что его ищут, за него переживают, спокойно сидел на огромной коряге у реки и глядел в ее быстрые воды. Зулейха выследила и решила разыграть его. Она степной рысью прокралась ему в тыл. Он ее не замечал, видимо, вспоминал родину, родных, близких, может, любимую… Она себе его непонятное поведение объясняла его тоской по родному стойбищу, по напевам горных ветров, по любимой девушке. «Тогда зачем ты выкрал меня?! – встрепенулось сердце Зулейхи, – я не хочу быть второй женой, тем более, ничьей служанкой! А может, ты абрек? Крадешь невест и перепродаешь в других краях?! Нет, Мирза на нечестивого торговца людьми не похож, – запротестовала прекрасная незнакомка, – он на самодовольного хана с множеством служанок тоже не похож. Тогда кто он?»
Она как можно ближе подползла к Мирзе. В чертах его лица, богатырской удали она читала широту его души, щедрость, отголоски его знаменитых предков, прошлое, настоящее, будущее его народа. Перед ее глазами стали бескрайние Каспийские степи, родное стойбище: вечерние костры на центральной площади, у входов и выходов стойбища, дружинники, жрецы; предрассветный призыв на молитву с минарета мечети, арабская мелодичная молитва, гипнотизирующая разум; мычанье азиатских буйволов в стаде коров; веселый звон, хохот, жужжание подружек на роднике. «О Боже, какую злую шутку этот чужестранец со мной сыграл?!» – простонала девушка.
Слезы ручейками потекли из глаз, они катились по щекам, с них к крыльям носа, оттуда к уголкам рта.
Мирза все это время со своей стороны краем глаза следил за прекрасной незнакомкой, слышал ее плачи, причитания. Он ей дал вволю наплакаться, когда успокоилась, подошел, обнял ее за плечи, привел и усадил на бурку. Надо было готовить еду, приготовиться к встрече ночи, неизвестному завтра. Но вместе этого Мирза, отгоняя от себя грустные мысли, на руки поднял чунгур, лежащий рядом с оружием. Он снял чехол, настроил, мягко прошелся по струнам. И по широкой долине, от дерева к дереву, от ущелья к ущелью полилась мягкая, мелодичная струнная музыка. Она, подхваченная ветром, поднимающимся от быстрины реки, то приглушалась, то, набирая высоту, девичьими слезами, страстными стонами летела на гребни утесов. Музыка на лепестках цветов дрожала росинками, на листьях деревьев замирала дыханием ночи; над крутыми утесами горной долины сверкала бусинками. Она под лунным светом на волнах реки звенела, дребезжала, плескалась хрустальными брызгами, колокольчиками падала на выступы камней, горела девичьими слезами, капающими на водную гладь.