Защитники прошлого

Поляк проворчал про себя нечто, подозрительно напоминающее каноническое "пся крев!". Наконец, гестаповец повернулся ко мне:

– А это кто еще? Хорунжий!

Казик зашептал что-то в ухо гауптману, который брезгливо скривился от такой вольности, но продолжал слушать.

– Аненэрбе? – удивленно переспросил тот на неизвестно каком языке.

Тем временем один из солдат неосторожно приблизился ко мне. Теперь, пожалуй, его можно было достать ногой. Контактный бой, "крав-мага", не какое-нибудь там айкидо или карате. Здесь не нужна голая пятка, или чем они там воюют? Но и сапог, хороший германский сапог качественной кожи с квадратными головками гвоздей, не слишком подходил для хорошего удара. Как я пожалел сейчас, что у меня на ногах не наши высокие армейские ботинки, которые так хорошо держат ногу и, в то же время, дают свободу всем суставам, сколько бы их там ни было. А вот для удара рукой солдат был, пожалуй, далековато.

Пока я размышлял о вечном, гестаповец просматривал наши документы, отобранные Казиком у Поважного и, по мере того, как его взгляд опускался все ниже, брови его уверенно ползли вверх. Когда он дошел до подписи рейхсфюрера, то невольно присвистнул, в нем как-бы прорезалось нечто человеческое и даже его опереточный плащ стал смотреться не так глупо. Когда же он обратился ко мне по-немецки, последовал спокойный комментарий Казика:

– Он говорит, что не умеет по вашему. Не знаю, может и врет? Зато он хорошо говорит по-жидовски.

– Вот как? Так я имею дело с паном Сидоренко? – русский язык гауптмана был не лучше его польского – Герр Кауфман, как я понимаю, предпочитает лежать в луже крови. Между прочим, нам как раз прислали ориентировку из Позена (я сообразил, что так немцы называют Познань) и, похоже, мне повезло. А еще мне интересно, где же теперь делают такие славные документы? На Лубянке?

Что такое Лубянка я не знал, но подозревал что это слово связано с таинственным НКВД. Посмотрев на лицо Поважного, облизнувшего губы, я заподозрил, что именно этот вопрос он и собирался мне задать. Похоже, что он тоже знал, что такое Лубянка. Да что, я тут один такой необразованный? Я совсем было собрался сказать нечто напыщенное про Гиммлера и дело Рейха, как события, успокоившись ненадолго, снова начали развиваться стремительно. Думаю, что Казик внезапно вспомнил про барышню с ружьем. Вскинув руку в направлении темной ниши подвала, он начал было:

– Пан гауптман, там еще…

Но закончить ему не дали. Раздался грохот значительно сильнее того, которым сопровождался выстрел в Карстена. Под сводами бункера он прозвучал просто оглушительно, Казика отбросило назад, а из его груди полетели брызги. От этого грохота у меня заложило уши и я надеялся, что не только у меня одного. Солдат, целившийся в меня, начал ошалело поворачиваться в сторону выстрела и в ту же сторону медленно пошел ствол его винтовки. При этом он стал ближе ко мне сантиметров на двадцать и я этим воспользовался, ударив его ребром ладони сбоку по шее там, где проходит сонная артерия. Не сказав худого слова, он начал послушно падать. Следить за ним мне было некогда, так как второй солдат передернул затвор, почему-то за завопил: "Шоб тебе! Наволоч33

!" и повел стволом в мою сторону. Уже понимая, что не успеваю, я бросился к нему, заметив краем глаза, что Поважный сцепился с гауптманом, пытающимся снова вытащить люгер из-под плаща. Круглое око оружия уже смотрело мне в лицо, когда раздался еще один выстрел и солдат, выронив винтовку, схватился за плечо. Неужели Двора успела перезарядить свое ружье? Но выяснять было некогда, потому что гауптман, заломив Поважному руку, швырнул его на пол и снова потянулся за пистолетом. Я бросился к нему и он, не став рисковать, метнулся к двери, не переставая выкрикивать немецкие слова. Там у него подмога, сообразил я и бросился к винтовке. Второй солдат попытался вцепиться в нее здоровой рукой но, получив от меня удар сапогом, рухнул на пол, завопив "Лярва34!" Я схватил тяжелую винтовку и передернул тугой затвор, ощутив сильную ностальгию по "Тавору", "М16" или, на худой конец, карабину "Галиль". За входной дверью раздался глухой пистолетный выстрел, второй, третий, потом прогремел звонкий грохот винтовки и снова одинаковые пистолетные выстрелы. Кто-то там разрядил обойму. С кем же воюет герр гауптман? Не решаясь присоединиться к схватке, я стоял с винтовкой направленной на дверь. Наконец выстрелы затихли и я сообразил встать в тень.

– Кто внутри? – спросили из-за двери по-польски.

Я промолчал. Мне в ухо сопела Мира и тоже молчала.

– Вер из дорт? – переспросили из-за двери.

– До из Мира Фюхрер35 – отозвались из-за моего плеча.

– Это Апфельбаум36! – прохрипел Поважный, поднимаясь.

В дверном просвете появился человек среднего роста в полупальто и брюках галифе, заправленных в сапоги. Лица его не было видно, зато хорошо высвечивался "люгер" в правой руке.