Зависть кукушки

— Да об этом бы все кругом знали! Вовка никогда ничего не скрывал, он ненавидел тайны, считал, что они делают человека уязвимым. У него был принцип: никогда не делать того, за что потом будет стыдно, и не стыдиться того, что сделано.

— Да мало ли почему люди скрывают свои отношения! Совсем не потому, что это их как-то компрометирует. И потом, эта Алла… она же согласилась на генетическую экспертизу! Значит, она уверена в положительном результате!

Сергей вздохнул и опустил глаза.

— Ты права, права. Просто, я чувствую, что что-то тут не так…

Я погладила его по голове.

— Ладно, поживем — увидим. Подождем результатов экспертизы… Интересно, какая она, эта Алла?

Про себя я подумала, что, если экспертиза будет положительной, мы увидим мать Володиного ребенка очень скоро. Будут Володины сороковины, соберется вся семья, и Алла там будет…

Но мы увидели Аллу Потылицыну раньше, чем наступили сороковины, и тоже по очень печальному поводу — на похоронах Сережиного деда.

Со дня гибели Володи Юрий Григорьевич жил по странному расписанию. По словам его водителя Гены, с утра он ехал на работу, где проводил около часа, видимо, давая указания подчиненным, а затем отправлялся на дачу, по пути заезжая в магазин, где затаривался спиртным. Вечером водитель забирал его и привозил домой. По словам Гены, Юрий Григорьевич к тому времени бывал уже «крепко груженный».

Если бы Нина Владимировна была в нормальном состоянии, она не допустила бы такого, но ей, раздавленной гибелью внука, было, судя по всему, не до мужа.

В день смерти Юрий Григорьевич, по словам все того же Гены, изменил своему обычному распорядку. Он пробыл на работе до обеда, а затем велел везти себя в кафе «Леденец», буркнув мимоходом, что ему надо кое с кем встретиться. В кафе он не засиделся, минут через двадцать вышел и поехал домой. Он, видимо, чувствовал себя уже очень плохо, был бледен, постоянно пил воду, но от врача отказался. Дома он сразу ушел в свою комнату, а когда его пришли звать к ужину, оказалось, что он мертв уже несколько часов.

Услышав это, я, помимо естественного огорчения, еще и очень удивилась. «Леденец»? Интересно, что нужно было старому профессору в таком месте? Дешевая студенческая забегаловка с весьма скромным меню и громкой музыкой. Кстати, мы с Сергеем на ранних стадиях знакомства часто назначали там свидания. Но для Юрия Григорьевича это было совершенно неподходящее место. С кем он мог там встречаться?..

Как раз в это время стали известны результаты генетической экспертизы. Витя Титов, державший нас в курсе происходящего, сообщил: ребенок Аллы Потылицыной действительно является сыном Владимира Лаврова. Сергей на это известие почти не отреагировал.

Он вообще сильно изменился, стал замкнутым и рассеянным. Я старалась его отвлечь от мрачных мыслей, расшевелить, но у меня ничего не получалось. Я и сама была подавлена. Столько смертей в одной семье…

Верка подливала масла в огонь. Когда мы с ней на работе улучали минутку, чтобы поболтать, она вещала трагическим шепотом:

— Ой, неспроста это, Грека, неспроста! Это Володя их всех забирает! Ему там скучно одному…

— Ну что ты болтаешь ерунду! — злилась я. — Мачеха-то ему там зачем?

— Он отца хотел забрать да промахнулся. А может, еще и заберет…

— Покаркай мне еще тут! — рявкала я, злясь уже на себя за то, что поддерживаю дурацкие разговоры.

Сережин отец по-прежнему лежал в реанимации. Нас к нему по-прежнему не пускали, а на вопросы отвечали, что его состояние «стабильно тяжелое».

…На семейном кладбищенском участке Лавровых вырыли новую могилу. В отличие от похорон бедной Натальи, которую и проводить-то было почти некому, на похороны Юрия Григорьевича собралась многочисленная толпа — коллеги, родственники, студенты…

Нина Владимировна, вся в черном, неподвижно стояла у гроба. Ее лицо не выражало ничего, кроме непомерной, огромной усталости. Рядом с ней были дочь, внуки и верная подруга Серафима в точно таком же траурном одеянии. Внук Серафимы, Сева, тоже был тут, он деловито, негромко распоряжался ходом церемонии.

Мы с Сергеем встали в стороне. Я вцепилась в Сережкин локоть и притулилась к нему, вполуха слушая прощальные речи и старательно уводя глаза от свежей Володиной могилы. Но мне все-таки пришлось посмотреть туда. Мое внимание привлекла незнакомая женщина, подошедшая к могиле. В руках у нее был букет белых гвоздик, который она старательно разделила пополам и положила половину цветов к памятнику с Володиной фотографией. Потом, не торопясь, отошла и встала у гроба рядом с родственниками. Она прошла в нескольких шагах от меня, и я почувствовала крепкий запах духов, пробившийся сквозь морозный воздух.

Я вдруг догадалась, кто это. Володина гражданская жена, мать его маленького сына, Алла Потылицына! Я тут же хотела поделиться догадкой с Сергеем, но, взглянув на него, передумала. Он стоял с отрешенным лицом, глубоко погрузившись в себя, и я не стала его тревожить. Успею еще…