Завтра будет вчера

— Конечно, пап. Не из тех. Я к маме пойду, хорошо?

Быстрыми шагами отдалиться от него, чтобы не ощущать, как чувство вины с головой накрывает, как руки дрожать начинают от осознания собственной ничтожности. Именно ничтожности, потому что лгала. Потому не могла силы в себе найти признаться открыто… а там… будь что будет. Разве могло быть что-то хуже, чем обманывать доверие того, кто именем твоим клянется? И вдруг перед глазами сцена, как Артур ногами Артема избивает, а тот молча уворачивается, стиснув зубы, чтобы родителей моих не разбудить, и я понимаю, что бывает.

От мыслей меня отвлекли крики сзади, мимо пробежали люди, и я на автомате пошла за ними. А когда подошла к крыльцу ресторана, то едва не закричала сама. Артем яростно избивал одного из друзей Гранта, и тот даже не успевал давать сдачи. Прижала ладонь к губам, чтобы не закричать, глядя, как он, словно зомби, наносил удары по лицу парня, оскалившись, размахивал окровавленными кулаками. Я просто кинулась к Артему, как и сразу несколько мужчин, которые бросились разнимать их… Один из них схватил меня под грудью и поднял в воздухе, оттаскивая от Артема, которого я просила остановиться.

— Идиотка, не пались так открыто, — Артур зло прошипел в самое ухо, — Зачем в мужскую драку лезешь?

Он поставил меня на пол и нетерпеливо посмотрел в сторону потасовки.

— Я сейчас заведу этого ублюдка в туалет, а ты иди к маме, успокой ее и остальных женщин. Нар, — он встряхнул меня за плечи, — ты слышишь меня? Не приближайся к нему, дураааа. Не приближайся. О своей репутации не думаешь, ты о нашей с отцом подумай. Слышишь? Иди отсюда, иначе я прикончу этого урода.

Я молча кивнула и отошла от брата к маме. Господи, отец Артема не просто уволит. По спине мурашки пошли от мыслей о том, что с ним могли сделать Грант с дружками.

ГЛАВА 13. Нарине

"Мышка, я еду за тобой. Ты готова?"

"Тем… скажи мне…"

"Люблю тебя, Кареглазая. А ты?"

"Сирумем кез хенти пес"*8

Провела по экрану телефона, в последний раз лаская пальцами текст наших сообщений, чтобы навсегда удалить. Возможно, когда-нибудь мне не придется удалять эти маленькие крохи нашего с ним счастья. Возможно, когда-нибудь я смогу перечитывать их и ощущать его присутствие рядом с собой, где бы он ни был. Сейчас для нас это все еще было роскошью, такой далекой, что порой казалось, она недостижима.

Я подошла к шкафу и задумалась, что надеть. Цветные вещи до сих пор раздражали, первое время после случившегося хотелось собрать их грудой и выкинуть в окно, а лучше и вовсе — сжечь. Смотреть, как языки пламени жадно съедают яркие кусочки ткани дотла, а затем медленно умирают сами, оставив после себя лишь черный пепел. Я научилась любить черный цвет за эти полгода. Видеть в нем большее, чем просто мрак или грусть, я видела в нем своеобразную верность и тоску. И мне не хотелось развеивать ее сейчас. Не сегодня. Достала черные джинсы и черную водолазку, когда открылась дверь в комнату.

— Дочь, ты собираешься куда — то? — мама прошла к кровати и села на нее, сложив руки на коленях. Я застыла перед ней, думая о том, как она постарела за эти месяцы. Так просто оказалось превратить моложавую, ухоженную от кончиков волос до кончиков ногтей, всегда улыбающуюся женщину в серую тень самой себя, в старуху с белыми волосами и лицом, испещренным морщинами.

— Я с девочками увидеться хотела, мама.

Когда-нибудь перестанет грызть это постоянное чувство вины за ложь? Когда-нибудь я перестану чувствовать его острые клыки на своем сердце? Оставалось надеяться, что все же перестанет. Когда пройдет время. Когда они простят меня после всего.

Я опустилась перед мамой на колени и обхватила ее ладони своими.

— А, давай, я с тобой останусь, мааам? Я не очень — то идти хочу.

И это была правда. Артем бы возненавидел меня, но до недавнего времени мне не хотелось встречаться даже с ним. Точнее, это желание накатывало неожиданно, когда, казалось, что прошло достаточно времени, чтобы перестать вот так разрываться на части от той боли, что снедала изнутри. И тогда я выключала телефон и закрывалась в своей комнате или же, наоборот, спускалась в гостиную, чтобы вместе с родителями разделить ее. Я была в какой-то прострации. Я ненавидела тех, кто приходил оплакивать его. Они были чужими, и я не верила в их слезы, меня они раздражали. Их громкий плач возле его могилы, когда тело опускали в землю. А мне хотелось закричать, чтобы все они замолчали. Потому что никто не любил его так, как мы. Никто не знал его так, как мы, и поэтому не имел права на это прощание с ним. И Артем… я считала, что он тоже не имел права присутствовать на его похоронах. Только не он. Не тот, кого Артур так ненавидел.

— Нет, что ты, милая. Поезжай. Я просто… увидеть тебя хотела.