Завтра будет вчера

Рывком поднял любовницу с пола и, повернув спиной к себе, наклонил через перила балкона. Не прикасаясь к ней руками, продолжая затягиваться дымом, трахал ее, пока не кончил ей на спину и не отшвырнул бычок щелчком пальцев. Ушел в ванную, куда она пришла спустя пару минут, чтобы растирать мне спину, массировать руки и говорить о том, как она соскучилась по мне и что нам не мешало бы породниться. Ее брат Василий мечтает о нашем браке. Еще бы он не мечтал. Хитрый сукин сын свою сестренку подкладывал под каждого перспективного самца, а потом брал деньги взаймы якобы на раскрутку бизнеса, а сам спускал в казино. Когда-то и Тарас трахал Виолетту. Потом Васька задолжал ему слишком много денег, а Вета надоела… но так и осталась вхожей в дом.

Когда девушка снова упомянула о своем брате и о его бизнесе, я ей сказал, чтоб заткнулась и продолжала массировать мне шею и что, если еще раз заговорит об этом, больше здесь не появится. Вета была послушной и умной девочкой. Она знала, когда нужно закрыть рот, а когда пошире открыть. Именно поэтому она этот год являлась моей любовницей официально и периодически ночевала в моем доме. По крайней мере, мне она не мешала, а если и раздражала, то всегда вовремя уходила с горизонта, чтоб не надоесть. Пожалуй, я мог бы на ней и правда жениться… Может быть. В прошлой жизни.

ГЛАВА 20. Нарине

— Я не знаю, моя девочка… я не знаю, что делать. Доктор Григорянц обещал проконсультировать насчет операции, но для начала нам нужно сдать все анализы, а малыш снова температурит.

Я устало привалилась спиной к стене, оглядывая комнату, в которую въехала лишь пару недель назад, но я не видела сейчас ничего. В висках запульсировало от резкой боли.

— Мама, я постараюсь завтра отправить деньги… Пожалуйста, не сдавайся. Я сама позвоню доктору Григорянцу. Он обещал помочь, если что… если Артуру станет совсем плохо, — я прикусываю губы, чтобы сдержать всхлип, рвущийся из груди, нельзя показывать матери, в каком отчаянии я нахожусь. Потому что иногда ему становилось так плохо, что мама в отчаянии звонила мне, не зная, как помочь. После первой неудачной операции нам пришлось ждать три года до повторной, и теперь мы не можем сделать ее, потому что у ребенка слишком слабый иммунитет, и он часто заболевает прямо перед самой операцией. Но пока мы не сделаем ее, состояние его здоровья попросту не может улучшиться. Замкнутый круг, бег по которому уже сводил с ума.

— Послушай, Нарине. Помнишь ту комнатушку, в которой мы жили, когда переехали в Россию? Отец ведь так и не продал ее. Не было нужды, а потом ее уже не брали. Документы на нее у Владимира Петровича — бывшего адвоката твоего отца. Свяжись с ним и поезжай продавать ее.

— Хорошо, мамочка. Хорошо, — выдыхаю, расслабляясь и облегченно закрывая глаза. Появился проблеск надежды, и я не дам ему потухнуть в безысходности, которое поглотило после рассказа мамы. Какие бы хорошие ни были у нее знакомые в Ереване, со временем все чаще звучали намеки о том, что наше бесплатное лечение в столице подошло к концу. И мы, граждане другой страны, не могли требовать от них большего, — Мам, а дай телефон Артурику.

Через несколько секунд в трубке раздается радостное "Алло, мам", и я больше не в силах сдержать слезы. Как же я соскучилась по тебе, малыш.

— Мам, привет. Ты чего молчишь?

Когда доктора слышали, как он разговаривает, они приходили в смятение. Потому что с его диагнозом дети обычно очень сильно отставали в развитии от своих сверстников. Мой же сын будто всеми силами пытался доказать им, что справится со всем, что на него свалилось. И если это мог делать мой крохотный малыш, то я просто не имела морального права опускать руки.

— Я не молчу, любовь моя. Привет, мой родной. Как дела?

— Нормально. Только я соскучился очень. Ты обещала приехать на мой день рождения.

— Маленький мой, я очень постараюсь. Но, давай договоримся об одной вещи?

— Давай. А о чем?

— Если мама не сможет приехать к тебе, то она отправит тебе какой-нибудь большущий подарок.

На том конце раздается тихое сопение, и я бы полжизни отдала сейчас ради того, чтобы увидеть, как сошлись на маленькой переносице тоненькие темные бровки, и как он смешно шлепает губками, обдумывая мое предложение. Один из лучших кардиологов страны, год назад изучив его документы и анализы, начал осторожно готовить меня к тому, что мой ребенок не скоро заговорит, не скоро сможет составлять связные предложения. Я тогда молча достала телефон и показала видео, на которых он рассказывал стихи или пел песни.

Единственное, что он не мог — это резвиться, как все дети во дворе. Бегать, прыгать, веселиться. Ему была противопоказана любя физическая активность и волнения. Иначе он начинал задыхаться.

Наконец, молчание прерывается бескомпромиссным:

— Я не согласен. Давай, по — другому?

— Как, Тур?

— Ты приедешь ко мне, а подарок привезешь совсем малюсенький. Ну как, мам, по рукам?