Завтра будет вчера

Мне звонили партнеры, кредиторы, а мне стало по хер. Что я им скажу? Что я, бл***дь, не знал о треклятых долгах Тараса и что теперь я в полной жопе? Что гребаная рыжеволосая сука, которую я трахал, кинула меня, увела все документы и слила основным конкурентам Тараса? Я только истерически хохотал, глядя в потолок. Все в этом мире возвращается. Земля круглая, и дерьмо, всплыв, притекает обратно. Когда-то я именно так разорил Сафарянов, а сейчас у меня за душой пару сотен баксов и бумаги, которые от меня ждет тот, кому Тарас просрал компанию еще до того, как я вышел из тюрьмы. Я мог, конечно, ее вернуть обратно, мог выпустить кишки Шабанову — главному конкуренту, который требовал подписать документ о передаче контрольного пакета акций, но у меня были другие планы. Я обнулил все свои счета и обналичил деньги еще перед отъездом. А сейчас сделал то, что должен был сделать. Поступил так, как должен был поступить, и от этого мне было настолько паршиво, что хотелось выблевать свои кишки на пол.

Я отпустил ее. Я дал ей свободу. Дал новую жизнь. Ей и нашему сыну. А сам… сам я не имел никакого права на эту жизнь вместе с ними. Не имел права называться его отцом. Да она бы и не приняла меня. Наш последний разговор расставил все точки над "и". От той красивой любви ничего не осталось. Только воспоминания… и те вдруг стали казаться ненастоящими. Нари меня не простит. А я… я не стал бы просить прощения. Не потому что не чувствовал себя виноватым. А скорее, потому что она не сказала мне правды и не собиралась говорить. Не сказала даже после того, как я перед ней раскрылся. Я не винил ее в этом. Я просто понимал, что это конец.

И мой маленький сын заслужил иного… Он заслужил кого-то лучше. Не хочу ему такого ублюдка, как я. Не хочу, чтобы когда-нибудь он узнал, как я поступил с его матерью. Да, я так решил, и теперь от этого решения мне хотелось не просто сдохнуть. Нееет. Мне хотелось лезвием снимать с себя полоски кожи, чтобы перестать думать о ней… о них с кем-то другим. Перестать завидовать кому-то, кого она назовет "любимым", и тому, кого мой сын назовет "отцом". Я орал не своим голосом, корчась на полу, обхватив голову руками. Я впервые в жизни рыдал. От адской боли. Она была сильнее, чем тогда, когда Нари меня обманула, сильнее, чем тогда, когда бросила за решетку. В этот раз я сам отодрал ее от себя с мясом и выкинул за грань этого вонючего порочного круга, в котором тонул.

На все остальное мне стало наплевать. Я похерил все сделки. Пусть горят синим пламенем. Все вдруг потеряло смысл. На кой черт мне эти бабки и власть, если нет ради кого… нет ради чего? Кажется, я таки проклят. Скорей всего, ею… И пусть. Заслужил. Я ее жизнь в ад превратил. Нашу жизнь. И разорвал этот ад пополам.

Меня искали по всему городу ради гребаных бумажек и даже не догадывались, что я просто бухаю во вшивом дешевом отеле, пропивая последние деньги. Потом я им сдамся на растерзание… а, может, и вовсе, как мой папаша — башку в петлю и с циничным оскалом покажу им средний палец, уматывая туда, откуда не возвращаются.

Я сломался. Знаете, как ломаются люди? Это происходит настолько быстро, что они не успевают понять, в какой момент их пригнуло к земле, и они уже не могут подняться с этого вонючего дна никогда. В собственных глазах. Я сдох для себя самого. Увидел себя со стороны и ужаснулся той гнили, которой оброс как уродливым налетом. Я приехал оттуда другим человеком… точнее, я перестал им быть. Именно там я и понял, что я не человек. И даже не животное. Я — мразь.

У меня были свои принципы, у меня было то святое, к которому прикасаться нельзя. И я же сам поливал это святое дерьмом, я раскрошил все свои принципы и поэтому сдох для себя, как личность.

Сейчас я закапывал свой труп… и я даже не поставлю там дощечку или памятник. Такие должны гнить безымянными. Все чего я хотел на данный момент, это счастья ей. Настоящего, такого, как рисовал в своих мечтах для нас. Теперь у них есть для этого все. Я отдал им то, что смог отдать. Прости меня, маленькая, у меня больше ничего нет. Я бы сердце тебе, но оно страшное, черное, зачем тебе такое? Я бы жизнь тебе, но она и гроша ломаного больше не стоит. Меня сольют со дня на день. Я бы душу тебе… но она и так у тебя. А больше мне нечего дать. Кто-то другой даст тебе намного больше… а я… я тебя не достоин. Прав был твой брат. Гореть ему в Аду вместе со мной. Но он был прав. Разные мы с тобой, и у каждого своя правда. Не надо было мне тебя трогать. Хотя, черта с два, я жалел о тех минутах, что провел с тобой. Мне в жизни больше и вспомнить нечего, кроме тебя.

* * *

Чужая страна… чужие люди. Я чувствовал себя как в стане врага. Это были первые мысли, когда мой самолет приземлился в Ереване.

Ехал в такси и вспоминал все эти последние дни с ней вместе. Молчаливую огненную бойню изо дня в день. Почти без слов. Я прихожу, она ждет. Я знаю, что ждет с этим взглядом загнанной волчицы. Знает, зачем пришел. Жмется к стене, тяжело дыша.