сразу.
Появление фильма «Письма мертвого человека»
совпало с бедой в Чернобыле. Эта беда заставила
многих недавно беспечных людей призадуматься. Для
того, чтобы атом не сошел с ума, надо не сходить
с ума нам самим. Беспечность — это тоже своего рода
опасное сумасшествие. Беспечность, доходящая до
преступного головотяпства, может перейти в само-
уничтожение.
Я не навязываю никому своей точки зрения на
фильм Лопушанского. На — досмотреть его надо.
Многие сейчас недосматривают, недочитывают, не-
додумывают. Искусство во всем мире сейчас резко
раздвоилось на два русла. Первое русло — нрав-
ственно усыпляющее, второе — нравственно пробуж-
дающее.
В этом русле — русле гражданского неравноду-
шия достойно быть не только большим пароходом,
но и предупредительным бакеном.
САЛЬВАДОР АЛЬЕНДЕ
Глава из романа «Ягодные места»
Сальвадор Альенде из-за штор президентского
дворца «Ла Монеда» наблюдал демонстрацию домо-
хозяек. Это была уже вторая подобная демонстрация.
Толпа женщин шла по площади мимо окон, колотя
в пустые кастрюли, как в барабан, и крича:
«А1§о согпег! А1до сотег!»1.
Президент внимательно разглядывал женщин: сре-
ди них не было жен рабочих или крестьян. Никакой
изможденности не замечалось на гладких лицах жен
овощников, бакалейщиков и мясников, прятавших
продукты от народа, чтобы потом кричать о голоде.
Альенде узнал в толпе жену заместителя редактора
газеты «Эль Меркурио», с горькой усмешкой скольз-
нув взглядом по ироническому сочетанию бриллиантов
на ее холеных, не знающих кухонного ножа руках и
скромного клеенчатого передника домохозяйки, на-
детого специально для демонстрации. Эта женщина
когда-то училась в школе вместе с женой президен-
та — Ортензией. Встретившись с ней недавно в цве-
точном магазине, она отвела ее в сторону и сердоболь-
но спросила, якобы по старой дружбе: «Скажи, это
правда?» — «Что — правда?» — сухо переспросила Ор-
тензия. «Ну, что у Сальвадора не все в порядке с го-
ловой? Говорят, он страшно переутомляется... По-моему,
ему надо подать в отставку... Сам по себе он, конечно,
честный человек, но его запутали красные, — со
сладкой ядовитостью щебетала бывшая школьная
подруга. — А,правда ли, что он привез из Москвы
галоши и ходит в них? — «Да... — сказала Ортен-
зия. — А еще он привез оттуда сибирскую меховую
шапку, в которую зашит коротковолновый передат-
чик, и инструкции Кремля поступают ему прямо в
голову... Поэтому у него с головой не все в порядке...
Предложи твоему мужу тему для статьи!»
Но Альенде видел в рядах демонстрантов не толь-
ко таких женщин, как жена заместителя редактора
«Эль Меркурио». Рядом с бедрастыми лицемерными
голодающими все-таки шли женщины и победнее:
жены мелких служащих, секретарши, телефонистки,
1 Что-нибудь поесть! Что нибудь поесть! (исп.).
продавщицы. У некоторых на руках были дети, раз-
махивающие ложками и, наверное, думающие, что они
попали на праздник. Их матерей обманули, внушив,
что все беды исходят от него, президента, который
в действительности делал для них все, что мог.
Но он мог не все. С террасы роскошного отеля
«Каррера», где был бассейн, дамы в бикини и джентль-
мены в плавках, посасывая сквозь соломинки «Хай-
бол» и «Том Коллинз», созерцали демонстрацию как
некое дополнительное шоу в туристической програм-
ме. Альенде знал, что там были не только туристы,
но и те, кто дергал за невидимые ниточки идущих
сейчас по площади женщин.
— Может быть, немножко еще попозируем? —
вкрадчиво раздалось за спиной президента.
Альенде тяжело вздохнул. Он совсем забыл, что
в его кабинете европейский художник. Он был именно
европейский, потому что никто точно не знал, какой
он национальности, и, по слухам, у него было не-
сколько паспортов. Доподлинно было известно только
то, что его счет был в банке княжества Лихтенштейн.
После месячного преследования президента через
всякие комитеты, искусного попадания ему на глаза
во время официальных визитов, бомбардировки ката-
логами своих выставок и письмами, в которых гово-
рилось, что только ради портрета он и приехал в
Чили, художник все-таки прорвался к нему с хол-
стом и палитрой «только на часок». «Вы работайте,
работайте, — разрешил художник. — Меня можете
даже не замечать».
Но президент его все-таки заметил, разглядел.
Президенту очень не понравилось то, как художник
с бесцеремонностью обнаглевшего камердинера заста-
вил его вместо обычной фланелевой клетчатой курт-
ки надеть фрак да еще напялить президентскую лен-
ту. Не понравилось ему и то, как был одет сам худож-
ник: башмаки на слишком высоких, почти женских,
каблуках — пародия на греческие котурны, и ком-
мивояжерский тергалевый костюмчик с блудливой
искоркой. Не понравилось ему и лицо художника —
неопределенное, размазанно-скопческое, с деловито
бегающими черными глазками, с недоразвитым ост-
реньким носиком и немужским, срезанным подбород-
ком, который не спасала попытка удлинить его бород-
кой-эспаньолкой. Не понравилась президенту манера
художника театрально отбегать после очередных маз-
ков и заодно выпрашивательно восхищаться патагон-
ской народной вышивкой, висевшей на стене каби-
нета.
— Возьмите ее себе, — утомленно прикрыв глаза,
сказал Альенде.