Зеленые тени, Белый Кит

– Значит, их автор – французский джентльмен? – спросил Руни. – Извините за выражение.

– Сразу видать, француз, – сказали все.

Тут все начали толкать друг друга локтями под ребра.

– Стоят они несколько тысяч фунтов, – сказал старик.

– Не спорю, – заявил Нолан, тыча в картину пальцем, по которому хлопнул Кейси.

– Я… – начал Моргунчик Уаттс, чьи рыбьи глаза под толстыми стеклами очков вечно плавали в слезах. – Я забираю этих французских дам с собой. Возьму под каждую руку по одному произведению искусства и отнесу в свой домишко.

– Договорились, – сказал с благодарностью лорд.

Они подошли к большому полотну, на котором многочисленные звероподобные люди скакали, топтали фрукты и тискали роскошных, как летние дыни, женщин. Все наклонились, чтобы прочитать надпись на медной табличке: «Сумерки богов».

– Ничего себе сумерки, – проворчал Руни, – а по мне, так это начало многообещающего денька!

– Я полагаю, – сказал пожилой джентльмен, – здесь кроется некая ирония – как в названии, так и в теме. Обратите внимание на сверкающее небо и на страшные фигуры, что прячутся в облаках. Занятые своей вакханалией, боги не замечают, что им грозит Страшный суд.

– Я не вижу в облаках, – заявил Моргунчик Уаттс, – ни Церкви, ни ее женоподобных ангелов.

– В те времена со Страшным судом обстояло иначе, – заверил его Нолан. – Это все знают.

– Я и Туи, – сказал Флэннери, – отнесем этих демонических богов ко мне. Так, Туи?

– Так!

И они зашагали по коридору, останавливаясь то тут, то там, словно экскурсанты в музее, вызываясь унести домой в снежную ночь рисунок Дега, набросок Рембрандта или большой писанный маслом холст голландского мастера, пока не очутились перед весьма скверно написанным мужским портретом, висевшим в мрачной нише.

– Это я, – пробормотал старик, – работа ее светлости. Оставьте его здесь, пожалуйста.

– Вы хотите, чтобы он сгорел при пожаре? – изумился Нолан.

– Так, следующая картина… – сказал старик, проходя вперед.

Наконец экскурсия подошла к концу.

– Конечно, – сказал лорд Килготтен, – если вы в самом деле намерены все спасти, то в доме еще есть дюжина изысканных ваз эпохи Мин…

– Они стоят того, – сказал Нолан.

– Персидский ковер на лестничной площадке…

– Мы свернем его и отнесем в Дублинский музей.

– И изящная люстра в большой гостиной…

– Припрячем ее, пока не уляжется восстание, – вздохнул Кейси, которому все это уже здорово надоело.

– Ну что ж, – сказал старик, пожимая каждому руку. – Может, прямо сейчас и начнете? Спасение национального достояния, скажу я вам, тяжелая работа. А мне нужно минут на пять вздремнуть перед тем, как переодеться.

И старик удалился на второй этаж, оставив поджигателей в коридоре озадаченно наблюдать за тем, как он уходит.

– Кейси, – сказал Моргунчик Уаттс, – в твой умишко не забредала мысль, что если б ты не забыл спички, то теперь нам не пришлось бы всю ночь вкалывать?

– Где же твое эстетическое чувство? – воскликнул Риордан.

– Заткнись! – сказал Кейси. – Ладно, Флэннери, берись за этот конец «Сумерек богов», а ты, Туи, – за дальний, где девица прохлаждается. Ну! Взяли!

И боги, безумно кувыркаясь, взлетели в воздух.

К семи часам часть картин вынесли из дома и, прислонив друг к другу, поставили на снег; вскоре им было суждено отправиться по разным направлениям в разные хижины. В четверть восьмого лорд и леди Килготтен вышли и направились к машине, а Кейси быстро выстроил своих людей так, чтобы утонченная пожилая дама не увидела, чем они занимаются. Парни отсалютовали отъезжающему автомобилю. Леди Килготтен слабо помахала им в ответ.

С семи тридцати до десяти оставшиеся сокровища по одному или по два были вынесены.

Когда разобрали все картины, кроме одной, Келли остановился в темной нише, обеспокоенный судьбой парадного портрета старика лорда, кисти леди Килготтен. Он задрожал, решился на высшую гуманность и унес картину в ночь.

В полночь лорд и леди Килготтен, вернувшись домой с гостями, обнаружили лишь глубокие борозды, оставленные на снегу в том направлении, куда Флэннери и Туи уволокли милую их сердцу вакханалию, куда Кейси, проклиная все на свете, прошествовал с Ван Дейком, Рембрандтом, Бушаром и Пиронезе. Последним скрылся в лесу довольный Моргунчик Уаттс с двумя обнаженными Ренуарами.

Обед закончился к двум часам. Леди Килготтен отправилась почивать, довольная тем, что все картины разом отправлены на чистку.

В три часа ночи лорд Килготтен все еще не спал, он сидел в библиотеке, в одиночестве, окруженный голыми стенами, перед погасшим камином, с шарфом на тощей шее и стаканом бренди в дрожащей руке.

Примерно в три пятнадцать тихо заскрипел паркет, крадучись задвигались тени, и вскоре в дверях библиотеки возник Кейси с шапкой в руках.

– Тс-с-с! – прошептал он. Задремавший было лорд встрепенулся, вытаращив глаза.

– Боже, – сказал он, – неужели нам пора уходить?

– Это завтрашним вечером, – сказал Кейси. – К тому же не вы должны уходить, а они – возвращаться.

– Они? Ваши друзья?

– Нет, ваши. – И Кейси увлек его светлость за собой.

Старик пошел за ним по коридору, чтобы выглянуть из-за двери в бездонный колодец ночи.